В ЛУННОМ СИЯНИИ
У каждого из нас есть определенные даты, которые памятны радостными или горькими, значимыми и не очень, событиями. Мы не забываем о них, ожидаем, готовимся, и весь календарь нашей жизни пестрит отмеченными числами, которые, бывает, разделяют нашу жизнь на «до» и «после».
Осень в том году выдалась ранней, миновав нежное бабье лето. Как затянули дожди с первых дней сентября, так и шли весь месяц, заунывно стуча по крышам и мостовой, заливая тротуары и дороги. Обещали тёплый октябрь, но тучи грозно продолжали висеть над городом, нагоняя тоску. Первого октября исполнялось четверть века жизни Геры на этом свете, и последнее время он безуспешно пытался придумать, как встретить праздник по-новому – тихо и душевно, без перелётов, обильного возлияния и ярких девиц, что роем кружились вокруг небедного жениха. А родители готовились отметить двадцатипятилетие своего отпрыска праздничным шоу с маскарадом и салютом.
То ли повзрослел, то ли хандрил от долгой непогоды, но отмечать традиционно праздник своего рождения Гера наотрез отказался. Его будущая невеста, с редким именем Натэлла, дочь будущего компаньона отца по бизнесу, надеялась, что именно в этот день на торжестве именинник объявит родителям о помолвке. Второй месяц сидела на диете, истязала себя в спортклубе и просиживала часами в салонах, мечтая затмить красотой всех женщин на юбилее. Она и без тренировок была красива и стройна, как горная лань: высокая, длинноногая, худощавая и пышная грива волос вороного цвета удачно оттеняла безупречную кожу лица. Но не было в мире женщины, которая бы настолько сильно раздражала Геру. Вопреки всеобщему мнению, что Натэлла самая достойная невеста, он её, как будущую жену не рассматривал. Да, красива и элегантна, но самоуверенна и избалована до наглости, распущена и извращена до откровенного цинизма.
Машина застряла в пробке. Дождинки, переливаясь в свете фонарей, причудливо катились по стеклу. Гера, равнодушно отвернувшись от Натэллы, со скучающим видом рассматривал за окном афиши.
– Я много лет считал день рождения – днём надежды, этакой вехой наступления нового витка в жизни. Верил, что уже следующий день наполнится иным смыслом. Но с утра только головная боль от похмелья и горечь не только во рту, но и в душе, – ворчал он, читая афишу на здании музыкального колледжа, – и всё так же, как вчера.
– Скажи, чего тебе не хватает, что ты скулишь, как щенок? – девушке всегда были скучны его философские размышления.
– Нашёл! – не замечая её возмущения, радостно воскликнул Гера, – завтра не только день моего рождения, завтра ещё, оказывается, всемирный День музыки! А я и не знал! Всё, – идём на концерт.
И потёр ладонями от удовольствия.
– Куда идём? – Натэлла нахмурилась.
– Концерт подготовлен преподавателями и студентами колледжа, – развеселился молодой человек и вскоре припарковался у здания учебного заведения, чтобы купить билеты.
– Идиот, – проворчала она, – капризный избалованный ребёнок!
Гера и сам не разобрался, что принесло ему такую радость: возможность послушать музыку или спутать планы Натэллы. Она два месяца истязала тело, летала в Милан за платьем и, как голодный волк, шерстила ювелирные салоны, подыскивая к нему украшения, а он предложил ей одеться поскромнее, объяснив, что в зале будут люди, которые ездят в метро, троллейбусах и далеко не все знают, что бывают чёрные бриллианты.
Дома на его выходку посмотрели, как на очередную прихоть, и обиженная Натэлла отказалась провести с ним вечер.
На скромный концерт в музыкальном колледже она всё равно нарядилась как в Большой театр, прихватив с собой изящный бинокль и с любопытством рассматривала публику, которая пользуется общественным транспортом, совершенно забыв, что её мать не так-то и давно приехала в поисках счастья из деревни со смешным названием то ли Горшки, то ли Рожки, то ли Бодуны и назвала свою дочь Наташей.
Звучали скрипка и фортепиано, баян и аккордеон, даже виолончель и арфа. Как-то незаметно на сцене появилась девушка в длинном лилово-розовом платье. Светлая атласная лента поддерживала распущенные волосы, и такая же лента была повязана бантом на грифе семиструнной гитары.
Полнозвучный перелив струн вызвал волнение сердца, и душа зазвучала с ним в унисон, задыхаясь в теле, и как будто устремилась ввысь. Сердцу стало тесно в груди, и Гера, не справляясь с волнением, глубоко и часто задышал. Натэлла слегка толкнула его локтем: «Ты спишь?»
До какой же степени они были разными! Ей не дано было чувствовать музыку до волнения, до нехватки воздуха, до беспричинной радости и печали, до безотчётного томления. Над густыми бархатными звуками гитары неожиданно тихо, как будто спускаясь сверху и издалека, протяжно светлым высоким сопрано, девушка в лиловом платье запела: «В лунном сиянье». Реальность растворилась в полуночном свете зимнего пейзажа. И только звенели бубенцы одиноко бегущей тройки лошадей:
«Динь-динь-динь, динь-динь-динь —
Колокольчик звенит,
Этот звук, этот звон
О любви говорит» …
Последние тихие звуки гитары, и – тишина, нежданно взорванная громкими аплодисментами. Но Гера очнулся от вопросительного взгляда Натэллы. Застеснялся слёз, что выступили помимо воли: «Что-то в глаз попало», – и начал их тереть, продолжая в душе плакать от восторга.
– Кто это? – спросил у сидящего рядом студента.
– Наша Сирониха, вокал преподаёт.
– Что значит Сирониха? – не понял он.
– Нос, как у Сирано де Бержерака, вот и Сирониха. Всё лучше, чем Олимпиада – парень засмеялся, – звать её Олимпиада Викторовна. А так – знатная тётка.
– Какая же она тётка?
Парень смерил Геру взглядом: «Ну для вас самое то. Как раз не замужем».
Певице долго хлопали и кричали «Браво». Она спела романс «Белой акации гроздья душистые», и опять музыка и пение затронули неведомые доселе струны в его душе до мурашек и слёз.
– Что за чудный голос! – он повернулся к Натэлле.
– Но страшна! – пренебрежительно хмыкнула она.
Гера успел рассмотреть в бинокль уходящую со сцены вокалистку.
«Хрупкая, маленькая, что воробышек. Носик, и правда, заострён и длинноват, как клювик. «Пичужка», – подумал он с нежностью, и тепло разлилось в душе. Не отдавая себе отчёт и не понимая зачем, бросился за нею вслед. Встал у входа и ждал. Трусливо спрятался, когда увидел в вестибюле растерянную Натэллу, но поглощенный импульсивным порывом страсти, остался ожидать «Пичужку».
Она вышла одной из последних, кутаясь в длинный плащ, перепрыгнула лужу и оказалась в его объятиях. Встрепенулась, испугавшись, и внимательно посмотрела в лицо: «Что вам надо?»
Долго восхищался её исполнением, бравируя рассказывал про свой день рождения и приглашал в ресторан. Она смотрела на него, ухватившись рукой за ручку сумки, которая висела у неё на плече. Пыталась улыбаться, но часто отводила взгляд в сторону, как будто стеснялась или торопилась. Длинный заострённый нос, за который она получила безжалостную кличку студентов совсем её не портил. Он скрывался под огромными, немного выпуклыми, слегка раскосыми глазами невероятного янтарного цвета и взлетающими вверх бровями, что придавали лицу слегка удивлённое выражение, а маленькие чувственные губы бантиком, казалось, были созданы только для поцелуя. Худенькая, невысокая. На длинной шее жёлтый шарф прятался концами в нелепом плаще до щиколоток. И смешные резиновые боты. Проследила за его взглядом: «Мне на электричку, пока до дома доберусь, промокну вся». Поблагодарив, махнула рукой и побежала. А он за ней…
В вагоне сел рядом. Вместе рассмеялись. «Герман, – представился, – как видите, мои родители тоже оригинальничали». Гера открыто её рассматривал. Да, она была некрасива, но чертовски мила и симпатична. Казалось, что природа в попытке слепить что-то новое и неповторимое, в чём-то всё-таки преуспела, создав удивительного цвета глаза: то ли жёлтые, то ли карие и взгляд: недоверчивый и пугливый, открытый и временами смешливый, рассеянный и ускользающий, томный и тайный... Главными на лице были глаза, но не всем, наверное, было дано их увидеть. И тогда именно нос привлекал внимание.
Вышел за ней следом.
– Зачем вы идёте за мной? – тревожилась, с опаской оглядываясь, и пыталась укрыться зонтом от дождя. Когда подошли к калитке деревенской усадьбы, она с облегчением вздохнула и неожиданно пригласила Геру в дом: «До утра сюда и такси не приедет. Не на улице же вам ночевать».
– Тем более у меня сегодня четвертьвековой юбилей, – радостно добавил он.
– Да вы совсем ребёнок! – искренне подивилась. Гера всегда выглядел старше своих лет и это ему нравилось.
* * *
– Липочка, ты? – из соседней комнаты раздался слабый старческий голос.
– Я, мама, – ласково ответила «Пичужка».
Пока она управлялась с больной мамой, Гера осмотрелся. Скромно, чисто, уютно. Большой рояль в углу, всюду ноты и фотографии на стене.
«Липочка, – с нежностью повторил, – какое удивительное имя». И подумал: «Олимпиада – грузно, даже грубо, а Липочка – трогательно и ласково. И до чего же оно ей идёт».
Подглядывая в зеркало, видел, как она ловко управляется с лежачей и её тонкие руки были сильными и ласковыми, а ноги – быстрыми.
Размышляя, не заметил, как задремал, пригревшись под пледом, и проснулся от голода. Запах жареной картошки аппетитно щекотал ноздри и желудок спазмами просил есть. В доме потеплело, из кухни слышалось тихое пение.
Как в детстве, слегка приоткрыв глаза, наблюдал за происходящим вокруг, расслабленно откинувшись на спинку дивана.
– Лукавый мальчик, – она погрозила пальцем, – я вижу, что вы проснулись. Идите есть.
Голодный, поглощал картошку со здоровым аппетитом, рассказывая, что такой вкуснотой лакомился последний раз в детстве.
– Липочка, у тебя появился жених? – в хрипловатом, но чётком голосе послышалась радость.
– Нет, мама, – это мой ученик.
– Как жаль, – громко вздохнула старушка, – как жаль, что ты меня обманываешь.
– Да чем же, мама?
– Да, да, она говорит неправду, – Гера расслабился и ему было удивительно приятно в этой компании, – я и есть самый настоящий жених.
– Так не шутят, – Липочка серьёзно посмотрела на него, – мама очень плоха и её совсем нельзя волновать.
Но Гера и не думал шутить, ему действительно казалось, что он влюблён. Сдерживая порыв обнять и приласкать её, он возбуждённо рассказывал, как заплакал, услышав её голос, пошёл за нею.
– Это музыка пленила вас, молодой человек, – тихо вздохнула и слегка улыбнулась.
– Липочка, поверь мне, – с надрывом в голосе закричала мама из своей комнаты, – этот юноша говорит правду. Я в этом больше понимаю. А вот меня ты обманула, выдавая его за ученика. У него же голос не поставлен.
– Прости, мамочка, – обхватив руками голову, тихо добавила, – до чего же я устала! И зачем-то ещё ты появился.
Гера смотрел на её тонкие руки, что казались ему крыльями подбитой птахи; на худенькие лопатки, выпирающие из-под тонкого халатика, и жалость к её беспомощности опять вызвала чувства нежности и восторга. Ни одна женщина до сих пор не будила такую сострадательность и желание защитить. Никогда сердцу не было тесно в груди от радости и восхищения. «Что это? – думал он, – Может такой и бывает настоящая любовь? Ведь говорят, что любовь – это в первую очередь жалость. Но за что я её жалею? За то, что она умильно беззащитна? А, может, это и правда музыка меня очаровала? Но я так не хочу с ней расставаться и до трепета желаю её…».
– Что есть любовь в вашем понимании, Олимпиада Викторовна? – вдруг став серьёзным, внезапно спросил.
– Когда придёт настоящая любовь – почувствуете и тогда не возникнет у вас никаких вопросов, – серьёзно ответила и ушла стелить ему постель в неотапливаемой комнате. Других свободных помещений в доме не было.
– Юноша, – крикнула мама, – вы слишком много рассуждаете, когда надо действовать. Она – чистое золото и, поверьте, я вас не обманываю.
Гера долго ворочался под тяжёлыми ватными одеялами с грелкой в ногах и совершенно не знал, как ему действовать. Достал смартфон, что выключил на концерте. Полетели смс, не читая удалил их и, согревшись, уснул. Спал беспокойно. Проснулся рано утром от холода, оделся и тихо вышел.
Впервые после праздника за последние несколько лет он был трезв и думал, что именно вчерашний день разделил его жизнь на «до» и «после». Как бы ни сложилось в дальнейшем, чувствовал, что никогда не забудет женщину в лиловом платье с гитарой в руках и удивительным именем Липочка.
«Надо действовать, – навязчиво кружились слова в голове, – но как?»
Вернувшись домой, быстро прошёл в свою комнату и лёг. Новые непознанные эмоции, урывками отдых утомили и сон окутал его приятными обрывочными сновидениями событий последнего дня.
В тот же день Гера набрался мужества и объявил, что жениться на Натэлле он не намерен и рассказал, что встретил девушку, которую полюбил.
Началась семейная драма. Несостоявшаяся невеста закатывала истерики, уходила, демонстративно хлопая дверью, возвращалась и снова убегала. Непрерывно звонила и писала смс. Мама падала в обмороки и кричала, что выведет на чистую воду наглую прохиндейку, окрутившую её мальчика. Отец обещал выгнать с работы в его фирме.
Влюблённый юноша, не замечая ничего вокруг, продолжал искать эффективный способ действа, чтобы не спугнуть свою «Пичужку» – уж очень она ускользающей казалась: блеснёт удивительным, прямо волшебным светом своих карих глаз, улыбнётся, вмиг став родной близкой тёплой, и тут же нахмурится, как чужая, далёкая и колючая.
А тем временем, предприимчивые родители собирали компромат на ничего не подозревающую Липочку и строили планы любыми способами воплотить идею брака Геры с Натэллой.
Отец долго рассматривал многочисленные фотографии Олимпиады, представленные с многочисленных концертов на сетевых страницах. В лилово-розовом платье с лентой на волосах она была удивительно хороша.
– Я его понимаю, – тихо сказал он, неожиданно разволновавшись, слушая записи песен в её исполнении, – пусть встречается, главное, чтобы не спешил жениться и с Натэллой не расстался.
– До чего же у неё длинный нос, – воскликнула мать, и довольная, добавила, – и не женится. Я узнала, что она на восемь лет его старше. Хотя семья её в прошлом была довольно известная, но в определённых кругах – все певички.
Брезгливо хмыкнула и зевая, отправилась спать.
– Кому это и когда мешало, – тихо ответил муж и под пение Липочки, вспомнил свою женитьбу на родительском состоянии невесты – бывших торговых воротил, к которой подошёл с тонким математическим расчётом.
Из тайников памяти выплыли картины далёкой молодости, где музыка была главной в его жизни. Длинноволосыми подростками, забросив учёбу, пели ночами под гитару и крики разгневанных жильцов в своих и соседних дворах. Переписывали аккорды, разучивали песни, собираясь в подвале дома, а потом создали свой ВИА и даже зарабатывали деньги, развлекая народ на всевозможных праздниках. Вспомнил худенькую Агату – девушку, что играла у них на ионике и чудесно пела. Она могла исполнить всё, начиная от «Во поле берёзка стояла» – субтоном, до арии Царицы Ночи из оперы «Волшебная флейта» Моцарта. Неплохо у неё получался и джаз…
Вообще-то именно на ней держался ансамбль и распался сразу после её ухода. Она была самой старшей из них и, поступив в музыкальное училище, серьёзно занялась учёбой. Через пару лет парни ушли в армию, а вернувшись, дружбу не возобновили.
«Агата, – улыбнулся отец, – мы все были в неё влюблены и, кстати, нос у неё тоже был длинный».
Но в жизни, как он считал, не прогадал, женившись на единственной дочери «торгового шишки». С экономическим образованием, спортивная, здоровая, жизнерадостная она стала хорошей женой и матерью. Излишнюю душевную приземлённость и грузность тела, что никогда ему не нравилась, тщательно скрывая, разбавлял любовными похождениями, что и предложил Гере. Став таким же «приземлённым воротилой» не мог даже представить пожертвовать рублём ради счастья сына.
* * *
Ничего сверх необычного Гера придумать не смог. Цветы и прочие гостинцы, да массивный перстень из серебра. Старинный, окутанный тайными историями любви и разлуки. Двоюродная бабушка отца прошла войну от первого и до последнего дня с медицинской сумкой через плечо. В сорок четвёртом вспыхнула большая любовь, что, возможно, зажгла новую звезду на небе, с доктором из войска Польского, но которой, по многим причинам, не дано было воссоединиться. Расставаясь, подарил Лешек Марии фамильный перстень с редким жёлтым сапфиром, который носил с собой на счастье всю войну. Переливающийся солнечный цвет камня, по предсказаниям, дарит человеку счастье и любовь, заряжает оптимизмом и радостью. Даёт силу и храбрость – верят японцы, а древние египтяне отождествляли жёлтые камни с верховным богом Солнца – Ра.
Предания донесли до нас, что подаренный жёлтый сапфир несёт сильнейшую энергетическую защиту его хозяину, но если человека поражает гордыня, злоба, зависть, тщеславие, то, обиженный пороками владельца, камень может принести непоправимый вред.
Мария замуж не вышла, так и не забыв свою первую и единственную любовь. До глубокой старости работала в больнице и осталась верна военному врачу из Польши. Уже в преклонном возрасте подарила этот перстень Гере: «Будь счастлив и запомни, что миром правят не деньги, а любовь».
Тихо шуршали дворники, работало радио, громко стучало сердце и летел автомобиль по мокрой дороге, разбрасывая брызги. Он не думал, что скажет и как его встретят.
Подъезжая к дому, обрадовался, увидев свет в окнах. Осветил их фарами, паркуя машину и увидел на крыльце Липочку. Она, кутаясь в длинную шаль, улыбалась, излучая тайную радость, и Гера, с трудом переведя дух, с силой прижал её к себе и целовал, целовал …
– Вот видишь, Липочка, – радовалась матушка, – я же говорила, что молодой человек с самыми хорошими намерениями.
Действовать Гере и не пришлось. После приятного ужина и вежливых разговоров втроём, она просто постелила им в холодной комнате и никогда ему не было так жарко! Своей неискушённой искренностью она вознесла его на вершину блаженства, с восторгом окрасив всё вокруг радужным светом.
Стоит ли описывать их счастье вдвоём, ведь каждому из нас в большей или меньшей мере оно встречалось, но мы все по-разному им распорядились.
Гера с упоением строил прожекты на будущее. Договорился с отцом об отпуске на неделю и планировал поменять в доме отопление, чтобы не осталось в нём холодных комнат, провести воду в спальню парализованной мамы, чтобы легче было за ней ухаживать и поменять проводку. Но провели влюблённые все дни, не расставаясь, в любовном щебетании и ласках.
Липочка была более сдержанна в планах, иногда грустно и скептически улыбалась, но свои горячие чувства не скрывала. Торжественно подаренный перстень с интересом рассмотрела и возвратила: «Рано ещё, не торопись».
– Пусть хранится у тебя, – предложил Гера.
– Хорошо, – спокойно согласилась, – время покажет кому и когда его надо будет подарить.
Неделя пролетела незаметно и пришло время работы. Отец с каждым днём всё больше нагружал сына отчётами, сводками и давал новые и новые задания, объясняя, что конец года всегда требует большой отдачи, тем более, что дела фирмы идут неважно. Свидания с Липочкой стали реже, но она по-прежнему встречала его радостным восторженным блеском диковинных глаз.
А в последних числах декабря между влюблёнными произошла первая размолвка.
Гера пригласил Липочку на корпоративную встречу нового года, а она отказалась. Никогда без надобности не оставляла матушку дома без присмотра. Он предлагал нанять сиделку, найти компаньонку, повесить напротив кровати большой телевизор, но с каждым предложением Липочка всё ниже склоняла голову.
– Я не оставлю маму в ночь одну, – только и сказала она и подала ему пальто.
* * *
Дорогой ресторан, блеск бриллиантов и мишуры, изысканные запахи парфюмерии и утончённые глянцевые женщины. Популярные артисты, диковинные блюда, коллекционные напитки. Даже самые ярые завистницы признали, что Натэлла затмила всех и единогласно была избрана «королевой бала». Гере это льстило, и он с удовольствием кружил в танце самую красивую девушку ночи.
Утром проснулся в спальне отчего дома с ней в постели. Счастливые родители фальшивыми улыбками зафиксировали сей факт и подарили им на новогодние каникулы путёвки на модный курорт. Гера отказывался, но отец гневно пресёк его лепет: «Ты взрослый мужик и обязан отвечать за свои поступки! Любит он, понимаешь ли, – сорвался на крик, – одну люблю, а другую трахаю. Сопляк! Ты с Натэллой три года спишь, якобы без любви, и вчера, не раздумывая, в постель затащил. Как прикажешь мне смотреть в глаза её отцу?
– Но, – сын пытался возразить.
– Не «но»! Твоя певичка тоже долго не ломалась. Нравится, можешь развлекаться и дальше, только не так явно. Деньгами помогу в ремонте их халупы, могу врача её матушке оплатить. Пусть посмотрит, может поставит на ноги при хорошем-то лечении, не настолько стара ещё. Кстати, как её зовут, знаешь?
– Агата Вадимовна, – машинально ответил обескураженный сын и не заметил, как вздрогнул отец.
Гера слушал и понимал, что ко всему этому привели тщательно продуманная стратегия и его неопытность, но не знал, как из этих сетей вырваться.
Позвонил Липочке и что-то невнятное бормотал про необходимую деловую поездку, шептал про любовь и что-то обещал. На душе было прескверно, но не хватало мужества и твёрдости духа пойти по зову души и сердца. Верил, что вернувшись, примет правильное решение, надеялся на прощение и лёгкое разрешение сложной ситуации. Липочка на звонки не отвечала, а затем её телефон и вовсе стал недоступным.
Вернувшись, рванул к любимой с подарками, а приехал на пепелище. Испуганный побежал к соседям: «От камина замкнуло, проводка и загорелась». Рассказали, что Липа успела вытащить мать и даже спасла кое-какие вещи, но сгорел старинный рояль и сокрушались, как же теперь Липочка будет зарабатывать.
А куда уехали – никто не знал. То ли в Серпухов, то ли в Сергиев Посад. Или в Ступино…
В колледже узнал, что уволилась и отправилась с матушкой к дальней родне.
Как мальчишка, плакал Гера и корил себя в случившемся. Дом ветхий, деревянный, местами дранка проглядывала. Видел, что проводка старая открытая и посоветовал камин купить.
А тут Натэлла заявила, что беременна и завертелась предсвадебная суета. Через месяц красивые фотографии молодожёнов заполнили все местные медийные издания и тут же у молодой жены произошёл выкидыш. Гера не верил ни в беременность, ни в гибель зародыша. Покорно принял условия семейных подковёрных игр и безуспешно пытался жить, как прежде. Но после встречи с Липой «как прежде» не получалось. Должно быть, что день его рождения и в самом деле отметился новой вехой жизненного пути.
Неделями пропадал в офисе, к молодой жене интереса не проявлял, и Натэла начала пить. Женский алкоголизм, как известно, развивается скрытно и скоротечно, а когда заметили, лечение оказалось бесполезным. Развалу в семье, сопутствовал упадок и в бизнесе. Новый компаньон не принёс хороших дивидендов, торговался за каждую акцию, обвиняя зятя в пьянстве дочери, и подминал под себя компанию.
У матушки Геры диагностировали ранние признаки болезни Альцгеймера, и империя, построенная на расчётливых браках, попирая все нравственные устои, начала рушиться. Одна неприятность цепляла за собой другую, беда за беду, и жизнь превратилась в сплошную чёрную полосу.
Ад, что взрастили внутри испорченных душ, вырвался на свободу и испепелял тела нездоровьем и терзал болями. У отца обнаружили рак, а тесть попал в аварию.
Жизнь Геры закрутилась в делах между клиниками, пансионатами и постоянными разговорами с врачами. Иногда со слезами на глазах слушал чудный голос, что пел о любви, разлуке, предательстве. Собрал всё, что нашёл в интернете, записал на один носитель, и не существовало для него иной музыки. Вспоминал ласковые руки, нежные плечи, нелепый шёпот влюблённых сердец и пламенный восторг слияния. Коварная разлука душила похмельной тоской и окрасила жизнь серой пустотой. С трудом сдерживал порыв найти, повиниться, упав на колени, самозабвенно целовать пальчики её ног, замирая в безумном экстазе. Но сам не находил себе прощения, представляя двух беззащитных женщин, что доверились ему, подло оставленными в новогодний праздник и после. Острые льдинки душевной боли впивались в сердце и сильно ранили. Душа плакала слезами, сердце, казалось, – кровью.
Однажды на закате ясного зимнего дня, возвращаясь из пансионата, в котором лечили его мать, под записи пения Липы, машина вздрогнула, где-то послышался треск искр и на словах «Помнятся встречи, друг мой…» автомобиль заглох.
Вышел, огляделся. Услышав звон колоколов, обернулся на маленькую церквушку в небольшом посёлке и ноги сами повели на приглашение к молитве.
Храм скромненький, иконостас современный, а в углу икона Казанской Божьей Матери высотой больше метра на низкой деревянной подставке. В мерцающем серебре обновлённый лик старинной иконы настойчиво манил и притягивал взгляд. Поставил свечи, неловко перекрестился. Осторожно подошёл к иконе, глянул и вскрикнул: перстень старинный из серебра с огромным жёлтым сапфиром висел на верёвочке рядом с другими дарами драгоценностей.
– Кто подарил? – сжимая в волнении кулаки так, что побелели костяшки пальцев, пристал с вопросами к свечнице.
Старая усталая женщина пожимала плечами и прикладывала палец к губам, призывая к тишине. Ожидая окончания богослужения, незаметно включился в молитву и душа успокаиваясь, осветилась надеждой.
В темноте пошёл провожать старушку из церковной лавки, рассказывая по пути про сломанную машину, больных родителях, жене-алкоголичке и покалеченном её отце.
– Горемычный, – кивала головой свечница, – и не бросил никого, ухаживаешь. Редко такое встретишь среди вашего поколения.
– Бросил, – внимание и участие душевного человека потянуло раскрыться, – ради всего этого бросил одну единственную, которую любил.
И поведал Гера, как на исповеди, незнакомому человеку историю встречи и подлого предательства.
– Не ради всего этого отставил, а всё это и случилось из-за того, что бросил. Гаденько поступил, – неодобрительно покачала головой добрая женщина, – что уж, пойдём в дом. Утро вечера мудренее. Завтра услышишь свою зазнобу и увидишь, если она захочет. Здесь твоя певунья с матушкой живёт.
Не давая спать старушке, всю ночь ходил вокруг дома и курил. Возможность завтра встретиться с Липочкой казалась нереальной, как и то, что именно в этом месте заглохла его машина экстра-класса. Похоже было, что электронный мозг автомобиля не выдержал душевной боли владельца и по-своему распорядился помочь.
Ходил по посёлку, стараясь угадать дом, в котором она живёт и не мог найти важных и нужных слов для оправдания. Бродил, пока не замёрз, а только прилёг, хозяйка разбудила: «На утреннюю пора. Сегодня Липочка поёт».
До боли и слёз родной голос согревал, обволакивая душу очистительными словами прощения. Как с небес опустились молитвенные тексты песни ко святой Богородице. Дарованный Липочке Господом голос, нашёл своё место и более величественно не звучал. Люди в благоговейном порыве вытирали слёзы, а душа, радуясь, взлетала ввысь и на словах: «Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим …» не хватало в груди воздуха от счастья …
Липочка простила и жалела его, непутёвого, потому, что любила.
– Но на мне четверо больных и родных уже мне людей, – теперь он во всём стремился быть честным.
– Пять, – поправила она его, кивнув в сторону мамы, которая в результате перенесённого стресса во время пожара, научилась сидеть, – даже в горечи разлуки мы сумели пережить свои трудности, неужто вместе не справимся?
Полная луна, переливаясь яркими жёлто-золотыми оттенками, внезапно и торжественно выплыла из-под облаков и, улыбаясь, осветила сладкой тайной путь всем влюблённым в серебряной зимней ночи…
Ибо миром, действительно, правит любовь.