ПОЗВОЛЬТЕ ПРЕДСТАВИТЬСЯ

В назначенное время, как обычно, во всех каютах космического корабля «Луч-3000» вспыхнул свет, и мягкий голос бортового помощника призвал команду просыпаться и готовиться к новому дню.
«Важному дню», – подумал капитан корабля Ливий Анденгардт и рывком сел в постели. С кадетских времён он привык всё делать быстро, чётко, без лишних движений. Вскочил, несколько раз наклонился, повертелся из стороны в сторону, шумно выдохнул.
Вызвав сенсорную панель управления, он выбрал раздел «меню» и, не глядя в список блюд, ткнул клавишу «как обычно». Извлёк из ниши в стене парадную форму – ослепительно белый мундир с широкими планками наград и сверкающими, как звёзды, пуговицами – и быстрыми отточенными движениями надел его. Включил на панели режим зеркала и оценивающе оглядел себя.
С монитора на него смотрел очень немолодой уже астронавт с множеством морщин, боевых шрамов, тяжёлым потухшим взглядом. «Пожалуй, последняя командировка, – подумал он. – Вернусь и буду просить списать меня в штаб. Или в академию. Да, академия даже лучше».
– Как ты себя чувствуешь? – спросила жена Клора, верная спутница во всех его звёздных странствиях, когда они уже сидели за офицерским столом в кают-компании. – Вид неважный.
Ливий отмахнулся.
– Ты теперь каждое утро это говоришь.
– Нет, правда. В зеркало видел себя?
– Видел, много раз.
– Нет, ты не понял. Сегодня видел? Кажется, новые морщины добавились...
– Сегодня не об этом нам нужно думать, Клора, – поморщился капитан. – Миссия важная, нельзя опозориться. Мы с тобой представляем нашу планету – всё население! – перед инопланетной расой, с которой раньше контактов не было! Кстати, ты почему ещё не в парадном мундире?
– Успею, – проворковала супруга. – Мне собраться – ты слово «гиперзвуковой» не успеешь сказать.
– Ну-ну, – скептически посмотрел на неё Ливий.
После завтрака лучшая часть экипажа, наряженная в светло-голубые парадные одежды, без оружия (не хватало ещё межгалактического вооружённого конфликта) выстроилась на палубе, боевые звездолеты с которой предусмотрительно перебазировали в ремонтный ангар. Старший помощник капитана метался между рядами матросов, площадкой для встречи гостей и Анденгардтом, получая указания и криком подгоняя нерасторопный персонал.
– Помните, – говорил Сторк Лингстром, советник из министерства по работе с инопланетными цивилизациями, то поправляя на мундире капитана планки, то прикасаясь к блестящим пуговицам, то смахивая с ткани невидимую пыль, – что по традиции...
– Сторк, дружище, я всё знаю наизусть, – сказал Ливий.
– Я обязан проинструктировать вас, командор, – спокойно отреагировал Лингстром, оглядывая капитана с ног до головы, – что по традиции и руководящим указаниям министерства инопланетную цивилизацию надлежит встречать основным представителям расы, то есть мужской, – он указал на Анденгардта, – и женской, – поклонился Клоре, – особям.
Клора прыснула.
– Это я-то особь? Ты на себя посмотри.
– Я обязан проинструктировать вас теми словами, которые указаны в руководящих документах, чтобы не было разночтений, – советник оставался невозмутим.
– Буквоед ты, вот ты кто, – фыркнула Клора.
– Как угодно, – снова поклонился Сторк и монотонно зачитал предлинную инструкцию о последовательности действий при встрече с делегацией другой планеты.
Когда Ливий собирался уже грубо послать Лингстрома колупать мозги кому-нибудь другому, подскочил старпом.
– Командор! – рявкнул он. – Стыковка началась! Готовность номер раз!
– Все по местам! – разнёсся по палубе гулким эхом приказ Анденгардта.
Матросы вытянулись по струнке, лишний персонал вышмыгнул с площадки и столпился у широкого окна понаблюдать за действом, Лингстром степенно занял положенное ему место справа от строя. Воцарилась тишина, сквозь которую стал слышен приглушённый лязг работающего стыковочного оборудования.
Клора покосилась на супруга, затем наклонилась к нему и зашептала:
– Несмотря на возраст, дорогой, ты всё ещё очень привлекательная мужская особь. Нисколько не жалею, что связала с тобой свою жизнь.
Ливий не ответил, лишь скосил глаза на супругу и приосанился.
Наконец створка шлюза ушла в сторону, и на палубу взошла инопланетная делегация. Вопреки ожиданиям, это были не два, а шесть представителей. Анденгардт повернулся к Лингстрому и одарил его вопросительным взглядом. Тот лишь пожал плечами, сохраняя свою чиновничью невозмутимость. Позади делегации вышагивал взвод солдат. Опытный взгляд Ливия заметил на бедре у каждого бойца бластеры в закрытых кобурах. Капитан напрягся, но решил, что это можно списать на требования к парадной форме.
Глава инопланетной делегации, выступавший впереди, был необъятных размеров. Массивное округлое тело поддерживалось двумя короткими, сужающимися к основаниям конечностями, из-за чего передвигалось неуклюже, как бы переваливаясь с боку на бок. Надетый на нём скафандр, казалось, вот-вот треснет по швам. Тело переходило в толстую шею, на которой крепилась маленькая голова с двумя крошечными глазками. По бокам существо имело две конечности, вероятно, использовавшиеся для манипуляций с предметами.
– Мне кажется, ему тяжело идти, – шепнула Клора, продолжая смотреть прямо перед собой.
– Согласен, – так же шёпотом ответил Ливий. – У нас на флоте с таким телосложением и думать нечего служить. Выгнали бы враз.
Все прочие члены делегации по виду походили на своего предводителя, но были меньших размеров и отличались от него цветом кожного покрова: от бледно-белого до бронзового и иссиня-черного. Некоторые имели на лице боевую раскраску, чего Анденгардт не встречал уже очень давно, хотя посетил достаточно много галактик.
Как только инопланетяне приблизилась к обозначенной площадке, Лингстром дал сигнал, и к делегациям подплыл небольшой светящийся шар: универсальный переводчик.
– Приветствую вас, представители благородной инопланетной расы! – Ливий Анденгардт поклонился, как того требовал протокол. – Мы рады встретить вас на борту межгалактического корабля «Луч 3000» и передаём наилучшие пожелания от нашего верховного правителя.
Шар засветился ярче и перевёл речь капитана.
Глава инопланетной делегации попытался отвесить поклон в ответ, но не смог ни согнуть шею, ни наклониться вперёд, не опасаясь того, чтобы упасть, поэтому ограничился лёгким кивком головы.
– И я приветствую вас, многоуважаемый командир этого замечательного космического судна! – ответил он. – Возглавляемая мной делегация с удовольствием принимает пожелания вашего правителя и просит передать ему самые тёплые слова приветствия от лидера нашей планеты.
Расшаркались.
– Позвольте мне представить своих делегатов. Я – Ливий Анденгардт, уполномочен представлять мужскую половину населения. Вот моя супруга Клора Анденгардт, соответственно, женская особь, – Клора незаметно ткнула мужа в бок. – Позади меня – лучшие бойцы космического флота планеты. К вашим услугам.
– Очень приятно, – ответил инопланетный коллега. – Позвольте и нам представиться. Меня зовут Драконус. Имя у меня, правда, другое, но мне нравится, когда меня зовут Драконусом. Я чувствую, что именно это моё настоящее имя, а не то, которым меня наградили мои родители. На нашей планете мы привыкли ориентироваться на свои собственные ощущения и соответственно им определять себя. Супруги у меня нет, потому что я не вижу в этом необходимости. Размножение на нашей планете возможно и без непосредственного участия особей, а тратить время на ублажение себе подобного – пустое дело.
Ливий с Клорой переглянулись.
– Я представляю, – продолжил Драконус, – как вы изволили выразиться, мужскую половину нашего населения. Вот, – он указал на худощавое хрупкое создание с бледной кожей за своей спиной, – женская особь. Её имя – номер двести двадцать три. Дело в том, что её настоящее имя ей не нравится, а новое она себе ещё не придумала, поэтому мы зовём её по порядковому номеру в экипаже корабля.
Драконус переместился к следующему члену делегации, высокому темнокожему существу, чьё тело расширялось ближе к голове, а лицо было разрисовано сине-зелеными, пурпурными и ярко-алыми полосами. Та часть головы, где у прочих существ этой расы помещался рот, была неимоверно раздута и выглядела, словно два розовых слизняка.
– Это Стефания Агнота Трампа Доргтон Шантала Стонт.
– Дайте-ка угадаю, – вмешался Ангедгардт, – имя она... оно само себе придумало?
– Естественно.
– Мне вот интересно, – сказала Клора, – в какую часть вашей расы входит этот делегат? Мы привыкли, что в подавляющем большинстве цивилизаций присутствует деление на мужские и женские организмы, чего вполне достаточно для размножения и развития. За исключением гермафродитных колоний в дальних галактиках, но это по большей части полипообразные существа, как вам наверняка известно.
Драконус просиял.
– Это всё отсталые расы. Я не имею в виду вашу, – спохватился он. – Мы же шагнули далеко вперёд в своём развитии и открыли новые формы существования организмов. Стефания, например, когда-то была мужской особью, однако в определённый момент решила, что она больше женская, чем мужская, и теперь она на пути к преобразованию. Проводятся определённые медицинские процедуры, операции и прочее. Так что сейчас она несёт в себе признаки и тех, и других, являясь, по сути, переходной формой.
– Приветствую, – сказала Стефания грубым низким голосом.
Ливий посмотрел на Лингстрома. Тот выглядел по-прежнему спокойным, но глаза его бегали.
– Дальше у нас Ногрут Восьмой, – Драконус указал на низкорослое существо, чьё лицо выглядело несуразно: над глазами, вокруг рта и ушей торчали спутанные зелёные пучки растительности, так, словно они здесь никогда не росли, но их насадили насильно и совершенно беспорядочно. – Это форма, эволюционирующая в другом направлении – от женской особи к мужской. Ногрут тоже находится в переходной стадии, как и Стефания.
– То есть, – заметил Анденгардт, – они с ней сейчас представляют примерно одну форму?
– Нет! – испуганно воскликнул Драконус. – Ни в коем случае нельзя так говорить! В их организмах проходят разные процессы, и это неуважение к их выбору – считать их одним и тем же.
– Как скажете, – отступил Ливий, вспомнив протокол. – Мы не имеем ни малейшего желания вмешиваться в ваши внутренние вопросы.
Командир инопланетного корабля удовлетворенно кивнул.
– Это, – продолжил он, – Гаврик-Студелла. Он считает себя и тем, и другим одновременно, и мы, конечно же, принимаем его таким. Он несёт в себе полноценные признаки и женской, и мужской особей, и...
– Гермафродит, – вставила Клора так тихо, чтобы слышал только её супруг.
– ...он полноправный член нашей команды. К размножению, однако, он не способен, но, как я уже сказал, на нашей планете это необязательно.
– Позвольте, – сказал Ливий, – вы назвали то, что с ними сейчас происходит, эволюцией, так?
– Совершенно верно.
– Но ведь эволюция должна вести к совершенствованию вида, к закреплению полезных качеств и прогрессу. Что вы видите полезного в этих... хм, свойствах?
Драконус улыбнулся.
– Мы не считаем, что свойства должны быть именно полезными. Достаточно того, что каждый из нас удовлетворяет свои внутренние потребности, тем самым делая своё существование приятнее и полнее.
– А как же забота о процветании вида? – удивлённо сказал Анденгардт и поймал на себе гневный взгляд Лингстрома. – Хотя, продолжайте. Представьте нам последнего члена делегации.
Тот, о ком говорили, стоял неподвижно, глядя прямо перед собой, вытянув конечности вдоль тела. Его кожный покров отдавал желтоватым оттенком. В целом он напоминал женскую особь номер двести двадцать три, в том числе телосложением.
– Мы зовём его Тип сорок четыре, – заговорил Драконус. – Он кибернетический организм.
Анденгардт с удовольствием отметил про себя, что хоть тут обошлось без извращений. Киборги работали и на его корабле, но им доверяли только самую чёрную работу. Он не мог предположить, что киборги когда-нибудь станут частью общества.
– Ну, то есть как, – поправил себя Драконус. – Изначально он не должен был войти в состав делегации, потому что на корабль он садился как мужская особь, но в ходе полёта Тип вдруг осознал себя кибернетическим существом и объявил нам всем об этом на общем собрании в кают-компании. Поскольку мы все, – он указал на делегатов, – обязаны уважать выбор других, мы, конечно же, согласились с ним. А так как каждый из нас имеет право представлять расу на межгалактических переговорах, то я принял решение включить сорок четвёртого в группу.
Инопланетный коллега наклонился к Ливию и добавил едва слышно:
– Он даже от еды отказывается, уверяя, что киборг нуждается только в зарядке электричеством. Думаю, рано или поздно он либо умрёт от голода, либо убьёт себя током. Но это его выбор, понимаете?
Анденгардт сказал, что понимает, а сам покосился на Лингстрома. Такой гаммы эмоций на лице советника капитан не видел никогда в жизни.
Сторк приблизился и напомнил, что пора обмениваться подарками и официальными посланиями верховных правителей. Обменялись. Сказали несколько дежурных фраз о намерении развивать и укреплять межгалактическое сотрудничество. Раскланялись.
Инопланетная делегация удалилась на свой корабль.
Старпом заголосил, уводя строй матросов с палубы, рабочие высыпали на площадку и принялись готовить её к возвращению боевых звездолетов.
Анденгардт, его супруга и Лингстром не спеша двинулись по коридору к своим рабочим местам.
– Командор, – сказал советник, – я не в качестве претензии, но вы не пригласили их посетить нашу планету с дружеским визитом, как того требует протокол.
– Сторк, дружище, – ответил капитан, обвивая одним из правых щупальцев Клору и привлекая её ближе к себе, – сдаётся мне, тем самым я оказал нашему народу неоценимую услугу. Как, ты говоришь, эти ненормальные называют свою планету?
– Земля, командор.
– Так вот, если эта зараза с переходными гермафродитными формами перекинется с Земли на нашу с тобой родную Пудору, мы погибнем. Ты же видишь, их не интересует эволюция и сохранение вида. Их заботит только какое-то эфемерное восприятие самого себя, которое может меняться ежечасно и внезапно. Вы видели их женскую особь? Какую жизнь она может породить? Себя бы в вертикальном положении поддерживала. Да и не нужна она там никому, все заняты выбором нового имени, сменой пола и прочей чепухой. Хотите этой же неразберихи на Пудоре?
– Я думаю, мы не станем докладывать о том, что вы отошли от протокола, Анденгардт, – сказал Сторк, помолчав. – А подарки и письмо выбросим в открытый космос. Я скажу, что потерял их при выгрузке.
Ливий с Клорой изумлённо уставились на советника.
– Ну, придумаю что-нибудь, – добавил он. – Может быть, вообще буду рекомендовать министерству обороны рассмотреть вопрос о включении этой планеты в список враждебных и подлежащих уничтожению.
– Старина Сторк, – рассмеялся Анденгардт. – Пожалуй, это уже без меня. С моей престарелой персоны хватит межгалактических перелётов. Пойдём-ка лучше отметим успешные переговоры. У меня где-то завалялась бутылочка прекрасного квантерийского. Берёг на такой случай.
Троица, мягко шурша щупальцами по полу, удалилась в кают-компанию.

ЗОЖ

Радиационное солнце не может пробиться сквозь металлические рольставни на окнах черного железного двухэтажного особняка, стоящего посреди живописных голубых гор и белых облаков. На фасаде дома на высоте второго этажа установлен огромный очиститель, втягивающий в себя вредный горный воздух и рассеивающий по внутренним помещениям воздух, полностью лишенный бактерий, микробов и грибков. Внутри дома – идеальная стерильная чистота с легким ароматом хлорки и щелочи. Огромные сквозные комнаты с железными стенами, полами, потолками и рольставнями хаотично уставлены резными стульями, столами, комодами, трюмо и диванами, сделанными исключительно из темно-серого металла. Абсолютный выбор в пользу металла был напрямую связан с увлечением здоровым образом жизни семейной пары, проживавшей в этом доме. Семейная пара, состоявшая из мужа с именем М1 и жены с именем Ж1, фанатично следовала правилам ЗОЖ, почерпнутым из газет, интернета, радио и телевидения.
Их образ жизни сводился к циклическому однообразному ритуалу, который они должны были выполнять каждый день при любых обстоятельствах. Каждое утро после восьмичасового глубокого сна начиналось с контрастного душа с последующими натираниями скрабами, гелями, кремами, мазями и прочими полезными средствами. В течение дня М1 и Ж1 последовательно и регулярно выполняли комплекс упражнений из фитнеса, йоги и дыхательной гимнастики, который завершался массажем всего тела специально нанятым человеком. Шестиразовый прием пищи должен был быть медленным, рациональным и обязательно через строго равные промежутки времени. В пищу употреблялись исключительно натуральные продукты, прошедшие особый контроль и обработку: свежие овощи, фрукты, отборное соевое мясо, рыба, молочные продукты, каши и чистая вода.
Вместе с едой принимались витамины, БАДы и лекарства, выписанные по назначениям врачей, а этих врачей в виде иммунологов, терапевтов, отоларингологов, окулистов, хирургов, стоматологов и психологов (для хорошего настроения) семья должна была посещать регулярно по нескольку раз в месяц. Санобработка и полная дезинфекция дома проводились не реже одного раза в неделю. Следуя ЗОЖ, семейная пара пыталась не допустить к себе болезни и старость и сохранить привлекательный внешний облик: худощавое мускулистое тело, аристократическую гладкую белую кожу, крепкие ногти и густые волосы на голове у Ж1 и на бороде у М1.
Муж и жена одевались абсолютно одинаково, исключительно в черные костюмы и черные туфли, выполненные из экологически чистых материалов. М1 и Ж1 можно было отличить только по головам: у М1 голова была лысой, с длинной густой черной бородой, а у Ж1 – с длинными черными прямыми волосами и ярко-красными толстыми губами. Других отличий между М1 и Ж1 не было.
По обыкновению, за два часа до сна после легкого ужина муж и жена уединялись от прислуги в гостиной, чтобы почитать и обсудить последние новости, почерпнутые из газет и интернета.
– Милый, а ты знал, что средняя продолжительность жизни наркомана составляет двадцать пять лет? Оказывается, организм молодого человека в среднем выдерживает потребление наркотиков не более семи лет… – обратилась Ж1 к мужу, не отрывая взгляда от айпада. По рекомендациям врача во время чтения интернет-сайтов Ж1 обнимала сиамского кота, чтобы не допустить чувства беспокойства и скачков кровяного и внутричерепного давления.
– Да, дорогая… Мы с тобой всё делаем правильно! – М1 читал исключительно газеты, чтобы избежать перенапряжения глаз.
– Представляешь, в интернете пишут, что наркотики – это яд! И оказывается, что независимо от принимаемого количества, они наносят непоправимый ущерб здоровью, – Ж1 всегда соглашалась со всем тем, что вычитывала в новостной ленте, в надежде ощутить себя частью глобального мира.
– Да, дорогая, в газетах пишут всё абсолютно верно!
– Я всегда доверяла интернету.
– Да, дорогая, им невозможно не доверять… Ох! Что я делаю?! – М1 дернулся и как ошпаренный вскочил со стула. – Я уже десять минут сижу в одном положении! Это очень вредно для моих кровеносных сосудов и лимфатических узлов. Я срочно должен сделать оздоровительную гимнастику.
– Да, милый, ты не должен забывать следить за своим здоровьем, за гигиеной своих рук, лица, волос, тела... – как обычно, поддержала Ж1 своего мужа.
М1 сделал несколько резких движений руками и ногами и расположился на другом стуле, со встроенным в сиденье электрическим массажером.
– Так-то лучше! – М1 успокоился и, подергиваясь на стуле, продолжил чтение.
– Не забудь сделать зарядку для глаз! Я уже сделала по десять подходов на каждую сторону. Это очень полезно: продлевает молодость глаз и избавляет от отеков и морщин. Кстати, я уже была на этой неделе у окулиста. А у тебя когда назначен прием?
– Завтра, дорогая… всё завтра! – ответил задумавшийся муж и резко повращал глазами в разные стороны.
После минутного молчания и чтения про себя муж и жена разошлись по своим персональным ванным комнатам и затем спальням, чтобы успеть вовремя отойти ко сну и проспать не менее восьми часов.
Как обычно, ранним утром прозвучала сирена воздушной тревоги и разбудила одновременно М1 и Ж1. На завтрак муж и жена поднялись на открытую террасу на крыше дома с видом на облака и голубые горы. На громоздком железном прямоугольном обеденном столе М1 и Ж1 ждал завтрак, состоявший из овсяной каши, хлебцов, зеленых яблок, апельсинового фреша, домашнего кислого молока и чеснока. На углу стола со стороны Ж1 лежал отполированный айпад, а с противоположной стороны для М1 был приготовлен свежий выпуск газеты.
М1 с жадностью вцепился в графин с ледяным кислым молоком и залпом его выпил. Когда молоко закончилось, он с силой плюхнулся на железное кресло, обшитое пуховыми подушками, и удовлетворенно отрыгнул. Выбрав нужный столовый прибор, он солидно принялся за поедание овсянки. Ж1 равнодушно любовалась своим мужем и попивала малюсенькими глоточками чистую воду из хрустального бокала.
– Дорогая, ты что-нибудь слышала о новой вакцине? – М1 говорил невнятно, так как каша лезла из его рта наружу.
– От поноса, дорогой, что ли? – Ж1 еще не открывала новостную ленту, и это как следует взбесило ее собеседника.
– Нет, дура! Перелистни скорее страницу! – разъяренный М1 быстро помог жене найти в интернете нужную новость.
– А-а-а, ты про это? Нет, не слышала! А что это такое? – индифферентно сказала Ж1, медленно пережевывая платиновыми зубами зеленое яблоко.
– Я удивлен твоей реакцией, дорогая! В мире происходит ужасное! Вирусы атакуют, они объявили войну людям! Уничтожают целыми деревнями, селами, городами, странами, галактиками, вселенными… не щадят ни женщин, ни детей. А со стариками они особенно беспощадны. В них нет н-и-ч-е-г-о свято-о-о-о-го! Как только бог мог позволить им существовать на нашей планете? Эти вирусы – выродки сатаны! И вот – аллилуйя! Ура! Человек изобрел вакцину против бесовской заразы! Это прорыв в науке, в медицине и даже в аксиоло-о-гии! А ты говоришь, что ничего про это не слышала! Дорогая, с твоей стороны это неграмотность, бескультурье и невежество! Тьфу-у-у!! – М1, с красными воспаленными глазами, как у взбесившегося быка, сплюнул на землю.
– Извини, дорогой, это все из-за того, что я перепутала дни и почистила зубы перед завтраком, хотя согласно утвержденному и тобой, и еще непонятно кем-то какому-то там графику, у меня сегодня разгрузочный день, и я вообще ничего не должна была есть! А-а-а! А-а-а! – и Ж1 зарыдала и завыла на всю террасу так оглушительно, что ее вой эхом отразился от крыши.
– Хорошо! Извинения приняты, – чопорно ответил М1 и продолжил читать про себя газету, громко чавкая, отрыгивая и пережевывая по многу раз пищу. – Двадцать девять, тридцать, тридцать два… Гло-о-о-ть… Гэ-э-э!
На террасе настала минутка неловкой тишины из-за бытового конфликта, который только что произошел между мужем с женой. В атмосфере витало то самое поганое ощущеньице, когда семейная пара вроде как не хотела изначально ругаться и была настроена на встречу рассвета и прослушивание пения птиц, а в результате нечаянно друг друга чуть не прикончили. Конечно, потом в потустороннем мире они будут очень и очень сожалеть об этом…
– Про эти вирусы много кто и чего писал, и ты знаешь, я абсолютно с ними со всеми согласен. Понимаешь, какая штука получается: эти вирусы проникают в организм человека и вызывают эндотелиальную дисфункцию и оксидативный стресс, в организме образуется большое количество свободных радикалов, которые поражают организм и органы человека и не только бронхолегочную, но и сердечно-сосудистую, центральную и периферическую системы, а также желудочно-кишечный тракт... В результате цитокинового шторма, к которому приводят вирусы, человек становится реанимационным, возникает полиорганная недостаточность, и даже огромен риск декомпенсации!
– Милый, мне страшно! Что же нам делать? А-а-а! А-а-а! – закричала зареванная Ж1 и закрыла лицо руками.
– Подыши, дорогая. Вспомни упражнения цигун.
Ж1 села на пол в позе лотоса, положила руки на колени, скрестила пальцы, закрыла глаза и принялась глубоко и размеренно дышать.
– И наши ангелы-хранители, наши умницы-ученые ответили на твой каверзный вопрос «Что делать?». А ответ в сложившейся ситуации может быть только один… И эт-о-о! Барабанная дробь… Ну? Ты ответишь или нужна небольшая подсказочка? А?
– Это то, о чем я думаю, дорогой? – спросила мужа сквозь зубы застывшая в позе йога Ж1.
– Д-а-а! В-А-К-Ц-И-Н-А-Ц-И-Я! Представляешь, эти грамотеи наконец-то изобрели такое чудо, как вакцину! И теперь ни я, ни ты никогда не будем болеть этими неказистыми вирусами! – М1 пришел в такой экстаз, что сосуды в его глазах полопались, и глаза побагровели. – Ты вот хотя бы раз в жизни вживую видела этих уродов? Видела, насколько они тошнотворные и мерзкие? Нет? А я – да! Они ползали по моему горлу, глотке, пищеводу, желудку, легким, они заполонили весь мой организм своими фекалиями…
– Хватит, дорогой! – Ж1 вышла из забвения и снова вступила в диалог. – Пусть я допустила оплошность и не прочитала сегодняшнюю новость раньше тебя, но ты, дорогой, прекрасно знаешь, как я доверяю нашей науке и медицине, и если они что-то там напридумывали, я ни в коем случае не буду подвергать их изобретения сомнению, бескомпромиссно во всем с ними соглашусь и последую их указаниям. Благодаря рекомендациям наших золотых врачей, мне уже вырезали и заменили груди, матку, яичники, желудок, легкие, почки, печень, селезенку, глаза, нос, рот, щеки, парализовали часть ненужных мышц, чтобы те не воняли, и полностью избавили от лишних волос на теле, чтобы не завелись вши! – эмоционально повествовала Ж1.
– Не продолжай! Фу-у-у! Меня тошнит от таких аргументов… – отреагировал М1.
– Говори, как и куда надо записаться на вакцинацию? Дорогой, мы должны пойти, чтобы победить вирусы, чтобы наука наконец снова восторжествовала! Мы живем в удивительное время, когда нам, людям, подвластно всё, и мы во власти уничтожить абсолютно всё живое на планете Земля такими малюсенькими миллилитровыми дозами! Это поистине великолепно!
– Я узнаю у нашего семейного врача… Думаю, в нашей клинике, как в одной из самых лучших и передовых, эти вакцины должны появиться в первую очередь.
Не теряя ни минуты, М1 поспешил записать себя и жену на прием к их семейному терапевту. Уже через час вертолет доставил семейную пару на вершину тринадцатикилометровой горы в белокаменную клинику, напоминающую средневековый замок. Молодой доктор, выглядевший франтом в спортивном темно-синем атласном костюме, уже ожидал их в своем роскошном белом медицинском кабинете, выполненном в стиле хай-тек, с панорамным видом на облака и голубые горы.
– У вас здесь холодно, месье, как в холодильнике… одна-а-а-а-ако! – схохмил М1.
Лысый семнадцатилетний доктор захохотал во всю глотку и закурил «Мальборо».
– Виски или колу? – предложил доктор.
– А можно вакцину? – нервно спросила Ж1, вжимаясь в сиденье металлического стула.
– Какую? Какой вам нужен результат? – доктор старался выглядеть осведомленным.
– Побороть в себе всё живое! Уничтожить, так сказать, всю нечисть внутри организма! Сжечь всё, что движется и убивает нас! – с энтузиазмом и напором продекламировал М1.
– А-а-а, газет начитались? Ха-ха-ха! Но я, между прочим, тоже их читаю… иногда! Ха-ха-ха! – молодой доктор упал на пол и засмеялся во все горло, заразив своим смехом всех присутствующих в кабинете. Когда приступ смеха закончился, доктор встал с пола, отряхнулся и продолжил:
– Ой, господа присяжные заседатели, но ко всему ведь надо относиться с умом, а не как бездумные дети… а? Как вы думаете? – доктор насыпал на стол дорожку белого порошка и втянул ее попеременно в обе ноздри.
– А мы с умом, вот и пришли сюда на процедуры, – ответили одновременно, в унисон, М1 и Ж1.
– А чё тогда без теплых вещей и документов приперлись? – доктор посмотрел на обоих, и его немного перекосило.
– Зачем? – снова одновременно ответили М1 и Ж1.
– Ну вы ваще, человеки, отстали! Вы газеты давно читали? Защищать от ядерного взрыва нас с вами кто будет, а? – доктор через стол близко наклонился к Ж1 и уставил на нее свои огромные небесно-голубые глаза без зрачков.
– Он! – на этот раз одна ответила Ж1 и средним пальцем указала на М1.
В этот момент за окном прозвучала сирена, и в окно влетел воробей. Доктор достал наган и с лету пристрелил птичку. Окровавленный трупик грохнулся на белый металлический докторский стол прямо перед носом пациентов.
– Охренеть! Вот это вы стреляете, до-о-кт-о-ор! – удивились одновременно М1 и Ж1.
– Я давно мечтал пойти на мобилизожацию добровольцем, чтобы защитить мир от объединения атомных, нейтронных и водородных орд! – доктор наклонился к столу и втянул в ноздри вторую дорожку белого порошка.
– Извините, – решил уточнить М1, – а мобилизожация – это такое новое средство продления жизни? Что-то вроде ноу-хау?
– Да! Именно ноу-хау! Совершенно верно, любезный друг! Но берут только зожевцев, понимаете, какая досада! – ответил доктор, приготавливая шприцы с вакциной. – Итак, кто первый будет колоться?
– Я первая пойду вакцинироваться, а ты, дорогой, первый иди на мобилизожацию! – вызвалась Ж1, томно глядя правым глазом на доктора, так как ее левый глаз был когда-то удален этим же доктором из-за мешавшего женщине ощущения песка в глазу, и теперь на месте глаза был протез.
– Дорогая, мне почему-то стало грустно, трусливо и захотелось поплакать! А-а-а! А-а-а! – М1 залился слезами и вжался задом в металлический белый стул. Но через несколько секунд он опомнился, вскочил и доложил:
– Я согласен на мобилизожацию! Это прорыв в науке и медицине! Я сам пойду туда мобовольцем или как там их зовут… а ты, дорогая, следом за мной!
– Женщин не берут. Инфа для тех, кто не в курсе… эти все движухи относятся только к мужикам-зожевцам, – подмигнул доктор мужу и вежливо попросил:
– Итак, месье, запрокиньте голову как можно дальше, и я сделаю вам укольчик с супер-пупер-вакциной прямо в кадык.
М1 мгновенно с хрустом запрокинул голову назад.
– А мне, а мне, а мне?! – застонала Ж1 и запрыгала на медицинском стуле.
– А вам я поставлю вакцину в мозг через левый глаз, он все равно ничего не чувствует… Ха-ха-ха! Люблю свою работу!
Доктор поставил вакцину Ж1 и неожиданно встревожился:
– Как состояние? Голова не кружится, блевануть не охота?
– Нет, все прекрасно, доктор! – торжественно, в один голос ответили супруги, но тут же замялись. – Гм… доктор, а что нам вкололи?
– То же, что и всем... А что случилось? Что-то не так? – спросил доктор, раскуривая вонючую сигару.
– Гм… – замешкались М1 и Ж1. – Просто мы забыли спросить название препарата, его состав, производителя… Есть ли противопоказания, какие могут быть побочные эффекты, риски? – со страдальческими лицами спрашивали они.
– Будьте спок! Такое всем сейчас колют. Ха-ха-ха!
И на этой веселой ноте доктор взял супругов под мышки и выпроводил их за дверь.
Вертолет быстро доставил семейную пару до дома. Почувствовав вскоре слабость и недомогание, М1 и Ж1 разошлись по своим спальням и легли спать до утра.
Уже утром под звуки воздушной тревоги Ж1 нервно носилась по дому, собирая теплые вещи и упаковывая их в дорожную сумку мужа. Когда М1 проснулся, он увидел возле своей металлической шестиметровой квадратной постели с плюшевыми зайчиками огромную сумку и позвал к себе Ж1.
– Дорогая, ты что, уже собрала для меня необходимые вещи, чтобы я поскорее смог пойти на мобилизожацию? Это так мило с твоей стороны! Ты так заботишься обо мне! Твоя любовь бесценна! Спасибо тебе за все, что ты делаешь для меня и ради меня! – М1 до хруста костей прижал к себе Ж1 и в поцелуе содрал кожу с ее верхней толстой губы.
– Дорогой, – впала в эйфорию Ж1, – это все ради нашего образа жизни, ради твоего здоровья! Мобилизожация даст тебе то, о чем ты всегда так мечтал, следуя изо дня в день правилам ЗОЖ: красивое, подтянутое тело, здоровые, крепкие зубы и ногти, блестящие, густые волосы и плюс к этому отменное здоровье, мощный иммунитет и бонус в виде пожизненного избавления от скуки и тоски! Я прочитала в интернете, и там во всех отзывах пишут, что мобилизоженные радуются каждому новому дню и всегда пребывают в замечательном, приподнятом настроении. Это то, что тебе надо! Это твой шанс, твоя удача!
После этих слов Ж1 взяла под локоть М1 и торжественно проводила его в обеденную комнату. После двухчасового молчаливого заглатывания в унисон каши, сырых кабачков, капусты и спаржи Ж1 вдруг срыгнула и заговорила мужским голосом:
– Гэ-э-э… Извини, дорогой, но вот уже несколько часов, как я замечаю странные изменения в своем организме. Такое ощущение, будто всё мое тело горит, и от меня вот-вот завоняет паленой кожей и закипевшей кровью… Мне кажется, что сотня голодных червяков заполонили мои органы и размножаются в них! Появилась какая-то беспринципная агрессия и жестокость по отношению к тебе, хотя еще ранним утром я любила тебя всей душой и желала тебе только добра... А еще в ванной комнате я обнаружила у себя длиннющий член между ногами, и он так неприлично мотался из стороны в сторону, что я поторопилась загородить его руками от глазеющей прислуги, которая натягивала на меня штаны. Как думаешь, со мной ничего серьезного не происходит? – глаза Ж1 покраснели, и водянистая белая каша вывалилась у нее изо рта.
– Думаю, все в порядке, ничего особо страшного не произошло, тем более что кое-какие изменения я заметил и у себя… – М1 неестественно улыбнулся, залез под стол и проговорил оттуда шепотом. – У меня на груди появились две большущие опухоли... надеюсь, они доброкачественные... Они мягкие на ощупь, словно подушки, набитые пером. Это так странно, да?
– Ты думаешь, мне должно быть смешно от твоего бреда?! – разъяренная Ж1 посмотрела на свой явно увеличившийся кулак и продолжила. – Если ты не прекратишь нести всякую хрень, я врежу тебе по морде вот этим кулаком!
Ж1 встала из-за стола, подошла к мужу и замахнулась, но неожиданно раздавшийся звук воздушной тревоги сбил ее с толку, и она смиренно села на свой металлический стул, уныло уткнувшись лицом в стол.
– Дорогая, на твоем личике проявилась легкая сексуальная щетинка… Она мне нравится… ты такая хорошенькая с ней… Хи-хи-хи, – и М1 жеманно прикрыл рот ладонью.
– А твои толстые алые губы я бы поцеловала… – еле слышно, словно сама с собой, произнесла Ж1.
Ж1 и М1 многозначительно посмотрели друг на друга, встали из-за обеденного стола и направились в зеркальную ванную. Раздевшись догола, они начали пристально рассматривать друг у друга выпирающие части тела и органы.
– Гм… получается, я – мужик? Да, я – самый настоящий мужик мужиком! – напористо пробасила Ж1.
– Ага-а-а! А я – девушка! И ты знаешь, я не против, это очень мило и забавно – жить с прыгающими мячиками на груди и длинными ниточками на голове! Хи-хи-хи! – захихикал кокетливо М1.
Тело Ж1 полностью трансформировалось в мужское, а тело М1 – в женское. С этой минуты функционал семейной пары изменился, и Ж1 стала М1, а М1 – Ж1.
– Не припомню, чтобы наш доктор предупреждал о гормональном сбое… А ведь он наиумнейший человек, обладатель сотен медалей и орденов, лауреат многочисленных премий и носитель звания «Лучший проктолог тысячелетия»! – удивленно пробормотал голый М1.
– И я не помню, чтобы в газете писали что-то о побочках, а я бы обязательно запомнила и заострила на этом внимание… – подумала вслух Ж1, выпячивая грудь.
– В интернете я видел много информации про поствакцинальные побочные явления и другие антипрививочные надуманные мифы, но я уверен и знаю, полностью доверяя нашей науке и уповая на моего любимого доктора, что всё это полная чушь, вымысел и не более, чем страшилки и пугалки, не имеющие ничего общего с действительностью! – успокоил М1 жену.
М1 и Ж1 надели на свои голые тела матово-черные двубортные деловые костюмы и черные деловые лакированные туфли. М1 и Ж1 отличались только головами. В нижней части лысой головы М1 колыхалась длинная густая черная борода. В нижней части лица Ж1 вульгарно выпирали ярко-красные толстые губы, а голова была покрыта длинными черными прямыми волосами.
М1 вернулся в комнату Ж1, взял сумку с вещами и вышел во двор для прощания с Ж1.
– Прекрасно, дорогой! Твоя сумка для мобилизоженных уже собрана. Уверена, что там есть всё для тебя необходимое… Так мило с твоей стороны, что ты сам о себе позаботился, не заставил меня лишний раз суетиться.
– Знаешь, я тут подумал… Может, стоит отказаться от этой идеи с мобилизожацией, остаться дома и изучить как следует интернет, прежде чем делать поспешные выводы и нырять в омут с головой?
– Что?! – возмутилась Ж1. – Как ты посмел вообще об этом заикнуться?! Ты хочешь прослыть иудой, отщепенцем, крысой? Нет, только не это! Твой долг тебя зовет, и поверь, если бы я была мужчиной, я бы обязательно пошла вместо тебя!
– Но тебе не повезло, ты – женщина! – рявкнул М1, повернулся спиной к Ж1 и направился в сторону дороги, где его уже ожидал оранжевый автобус с подсолнухами для мобилизоженных.
Пройдя несколько метров вперед, М1 остановился, обернулся и посмотрел на Ж1, которая высморкалась в платок, а затем принялась страстно размахивать им. М1 тоже хотел помахать ей в ответ рукой и отправить воздушный прощальный поцелуй, но взорвавшаяся рядом с ним ядерная бомба сорвала его планы, обратив в светящуюся плазму.

ГРОМОВАЯ СТРЕЛА

«Вы будете первыми, кто пересечет границы нашей солнечной системы. Выпущенной стрелой пронзите тьму, которая сгущается над нашей планетой. И вместе с вами ваши дети, внуки увидят восход нового солнца. Вы проложите дорогу к нашей мечте, к нашему новому...»
Юра остановил запись. Он помнил наизусть пафосные слова Михаила Петровича. Далее глава ЦУП сообщит прессе пугающие цифры о снижении солнечной активности, расскажет, как новая экспедиция подготовит далекую планету к колонизации. Юрий смотрел выступление не ради всего этого. В тысячный раз он ловил момент, когда из первых рядов выбегает пятилетний мальчишка. Охрана быстро останавливает его и возвращает матери, но на 10 секунд Саша попадает в кадр последнего интервью команды перед стартом.
Межзвездный крейсер «Громовая стрела» способен был рассекать черную пустоту в четверть скорости света. Многослойный сплав и энергетические поля космолета удерживали холодную тьму за бортом, но сейчас Юрию казалось, что она была с ними с самого начала. Пять лет чернота спала в криокамерах… до первого сбоя.
Весельчак Леша тогда еще пошутил, что нельзя же прилететь на третью планету от Проксимы таким молодым и красивым. Неунывающий биомеханик всегда находил повод для оптимизма. Даже суровая Эльза из французской исследовательской группы невольно улыбалась от его слов. Леша сразу подметил задорную искорку в глазах доктора наук, которую Эльза скрывала, кокетливо поправляя прическу. Ее так и нашли, лежащей в постели с идеальным каре и потухшим взглядом. Последнее, что она видела – застывшую улыбку теперь уже мужа Леши. Он погас днем раньше во внешнем шлюзе, перезапуская систему анабиоза. Мало кто тогда заметил, как на корабле стало чуточку темнее.
Рихард и Отто, конечно, не оставляли попыток отремонтировать криокамеры. Им удалось. Команда уговорила Юру открыть запас шампанского, который был припасен для прибытия на новую Землю. Немного уставшая от нескольких лет бодрствования команда снова погрузилась в сон. Второй раз он длился три года. Новый эксперимент немецкой бригады конструкторов занял больше времени. Изможденный многочасовой работой с охлаждающими частицами, Рихард не заметил, как поднялся уровень кислорода. Отто отключил электронику слишком поздно. Он оставил брата в криокамере, теперь тот точно проспит до прибытия. Продолжив попытки в одиночку, через год он будет лежать рядом. Тьма больше не хотела спать.
Она расползлась по пустым коридорам. Стучалась в каюты экипажа, обессиленного бесконечным полетом. Разум Джорджа первым открыл ей дверь. Польстившись на ее безмятежность, он медленно погружался в глубокий колодец страшных мыслей. Штатный алгоритм психоанализа не смог вовремя остановить падение, а Юра – отменить доступ к системе жизнеобеспечения корабля. Старший помощник с грохотом ударился о дно безумия. Ударной волной разнесло отсеки в технологическом «Блоке А». Кома­нда до последнего боролась, чтобы успеть вручную отключить реактор античастиц. Они успели. «Стрела» лишилась всего одного двигателя, но трети экипажа.
Выжившим повезло, что выброс антиматерии прошел без касания корпуса корабля. О невезении команда узнала, когда восстановила навигационную систему. Юра собрал всех на мостике, чтобы сообщить новость, нет – скорее, приговор. Он помнил, как Алиса впала в истерику, как Ник пытался ее успокоить. Он видел пустые глаза Рика и Славы. Юра отвернулся, чтобы не смотреть на остальных, и не заметил отчаянный рывок Оджаса. Мрак уже пророс цветами олеандра в сердце специалиста по гидропонике. Игла с ядом вошла чуть ниже плеча Аши, которая закрыла Юру. Младшая сестра Оджаса умерла у него на руках. Он ушел в темноту через минуту. Никто не остановил его.
Тогда капитан окончательно уверился, что темнота не насытится миллиардом мерцающих звезд, она сожрет их всех в этой титановой банке. Юра точно помнил этот момент прозрения. На маленьком экране возле его кресла компьютер показывал 63 года 9 месяцев 23 дня 12 часов 42 минуты и 10 секунд до прибытия. На последнем сеансе связи с Землей старший аналитик сообщил, что солнечная активность снижается быстрее, чем ожидалось. У людей на планете оставалось менее 50 лет, у выживших на «Гро-мовой стреле» – чуть больше.
Несколько коротких толчков выдернули командира из мрачных воспоминаний. Корабль словно дрожал. В динамиках послышался какой-то гул.
– Не терпится? Я уже иду, – произнес вслух Юра, обращаясь к невидимому собеседнику.
Он в последний раз перемотал запись, но не стал ее включать. Медленно поднявшись с кресла, направился к двери. Стук палки отмерял его шаги в коридоре до пищевого отсека. В нем было темно и холодно. Сильнее укутавшись в синтетическое одеяло, капитан включил свет. Лампы зевнули лучами белого света и, нервно подергиваясь, осмотрели пустое помещение. Комнату разделял длинный стол с аккуратно расставленными табличками. Юра долго готовился к этому дню, собирал уцелевшие вещи команды. Прихрамывая, он прошелся вдоль вереницы стульев. Вот фотокарточка из Парижа, брелок с кроличьей лапкой, кусок оплавленной виниловой пластинки, золотой кулон, просто нашивка с инициалами…
Капитан тяжело сел во главе стола. Перед ним лежал кусочек протеинового суфле с покосившейся свечкой. Рядом он положил обгоревшее фото сына. «Сейчас ему должно быть за 70 или...» – мелькнуло в голове отца, но расчеты оборвала мысль о том, что все уже мертвы. И вместо формул относительности времени в пространстве Юре захотелось вспомнить сына, сжимающего любимую игрушку. Старик смахнул слезу и посмотрел на пустые места вокруг себя, затем – вдаль стола. Он словно ждал кого-то. Заискрила и погасла лампочка. Тьма незаметно уселась напротив, погрузив во мрак часть зала. Она протянула длинные дрожащие тени, желая помочь Юре взять лазерный резак.
– Сейчас, подожди еще немного, – выжал он из себя и посмотрел на часы. Только десять секунд отмеряли время до Проксимы. Компьютер ошибся в расчетах. Юра это понял пять лет назад, когда положил в криокамеру последнего из своего экипажа. Тьма стала единственной его спутницей.
В динамиках снова что-то зашипело. Зазвучала музыка – прерывисто и с треском. Капитан ухмыльнулся, без труда узнав знаменитую песню Чака Берри, которая должна была возвестить о прибытии. На счетчике загорелись нули.
– «Громовая стрела», «Громовая стрела», говорит капитан…
Слова остановили резак у самой шеи. Старик опустил руку, замер, вслушиваясь в хрипение динамиков. Резкий рывок сбросил его со стула. Казалось, что он слышал, как затихает со скрежетом реактор. Он чувствовал, как многотонный корабль, словно буйвол, настигнутый львом, спотыкается и падает на землю. Клыки вонзаются в его плоть, когти разрывают титановую оболочку, и он издает протяжный стон. Юра пытался закричать, но тьма стиснула горло холодными объятиями, и старик только прохрипел, не в силах разжать невидимые руки. Жизнь утекала из «Громовой стрелы», а конвульсии капитана наконец затихли, и он встретился с тьмой…
– Юрий Федорович, постарайтесь аккуратно открыть глаза, – разрезал черноту приятный женский голос.
Щурясь от яркого света, бывший капитан смотрел на стоявшую возле кровати молодую девушку в строгом медицинском костюме. Юрий попытался поднять руку, чтобы дотянуться до светлого образа и проверить, не голограмма ли перед ним.
Медсестра аккуратно взяла пациента за запястье, замерила пульс.
– Ваши показатели в норме. Дезориентация постепенно пройдет. Сейчас вы находитесь на борту исследовательского судна Регла, следующего на Землю-2 в системе Проксима Центавра. Расчетное время прибытия – 5 дней 16 часов 13 минут, – констатировал андроид все тем же приятным голосом.
В палату вошел высокий мужчина в двубортном светлом военном кителе и аккуратно выглаженных брюках. Он старался держаться уверенно, но на лице проносилась буря эмоций, не позволяя ему произнести ни слова. Военный перевел взгляд на медсестру, словно прося помощи.
– С вашим дедушкой все хорошо, – успокаивающе произнесла она.
– Деда... – выдавил из себя мужчина.
Не в силах продолжить, он упал на край постели и затем жестом включил монитор напротив кровати.
С экрана на старика смотрело множество незнакомых ему людей. Хотя картинка немного подрагивала, можно было разобрать улыбки на их лицах. Внезапно в кадр вбежал малыш со старой плюшевой игрушкой. Мужчина лет 70 поднял его на руки. Тот помахал на камеру. Юрий перевел взгляд с экрана на внука и беззвучно расплакался.
А за бортом вытянутые в линии звезды рассекали тьму, словно лучи миллионов восходящих солнц.

МИССИЯ К-314

Глава 1. Тревожный финал

– Ну что, вонючие животные, хотели свободы, так получите ее! – с этими словами амильяне стали пинками заталкивать беглецов в мусорный отсек, отправляя их таким образом прямиком в открытый космос лишь в одних арестантских робах. – Приятного полета! – кричали и улюлюкали они вслед барахтающимся телам.
А физическое тело боится смерти, ничего о ней не зная, но имея при этом теоретическое подтверждение ее неизбежности. Воображение рисует самые мрачные картины в момент ее приближения. Особенно, если обстоятельства смерти неизвестны. Неизвестность пугает куда больше, чем сама смерть. Это нередко приводит к преждевременной кончине от эмоционального взрыва, вызванного страхом и паникой.
Он не мог ни о чем думать, мозг парализовало, а сердце разрывалось от ужаса. Из тех немногих книг, которые успел прочитать в детстве, он помнил, что тело быстро не замерзнет в разряженном пространстве, поскольку будет отдавать свое тепло медленно, и кровь в нем сразу не закипит, и не разорвет его давление. Но все это вытеснялось воспаленным воображением.
Он умер намного раньше, чем рассчитывала смерть. Умер не от нее, а от страха перед ней, от мысли, что он теперь один в этой жуткой и непонятной ему бесконечности, оторванный от привычного замкнутого мира.
Исчезли паника и страх, пропали все ощущения, где-то вдалеке он увидел свое распухшее тело, но оно было уже чужим и безразличным ему. Стало темно. Сознание отключилось, будто кто-то щелкнул выключателем. Это все.
Внезапно послышался звук, похожий на громкий хлопок, и сознание снова заработало.
– Интересно, как долго я был в отключке? – подумал он и тут же услышал, точнее, просто почувствовал ответ:
– Тут нет времени.
– А где я? Где корабль?
– Ты нигде и тут нет пространства.
Он даже не слышал голоса отвечавшего, все возникало внутри сознания. Зато он ощутил себя частью бесконечности, для которой пространство было всего лишь мелкой малозначащей пылинкой. Да, это был иной мир. А тот, в котором он жил раньше, показался ему забавной детской игрой. Возникло чувство, что ему надлежит вспомнить последние события из него. И это не был приказ, это была потребность. И он начал вспоминать.

* * *
Константин спустился на первый уровень города. Здесь, в самом низу, было тихо и уютно, можно было беспечно брести пешком в свете цветных фонарей и, не напрягаясь, думать обо всем, что лезет в голову.
Ну, серьезные-то мысли в его голову, конечно, не лезли. Да и на что они ему сдались, от них «одни только нервы да боль». А вот разная белиберда, напротив, производила приятный расслабляющий массаж.
Но вдруг, когда он уже полностью погрузился в эту никуда не ведущую и ни к чему не обязывающую медитацию, чей-то противный голос вернул его в реальность:
– Эй, Костян, куда это ты чешешь с таким умным видом? Только не говори, что на работу, а то я от смеха умру! Ты и работа – понятия несовместимые! – громко окликнул его какой-то субъект.
Костя остановился и оглядел говорившего.
«Странно, – подумал он, – я этого кренделя совсем не помню, ну, может, пару раз где-нибудь пересекались. А он изощряется, будто друга старинного встретил, мол, «двести лет не виделись».
– А ты с какой целью интересуешься? Или имеешь что предложить? – осторожно поинтересовался Константин.
– А то! У Сереги сегодня игра намечается… и ставки солидные! – понизив голос, сообщил незнакомец.
– Да мне-то какая радость с этого? Я сегодня на такой мели! Фортуна меня покинула и сказала скоро не ждать, – грустно усмехнулся Костя.
Серегу-то он знал. Как не знать, его вся местная тусовка знала. Вечерами его уютная «берлога» превращалась в игорное заведение, широко известное в узких кругах любителей азартных игр.
Безусловно, современные технологии позволяли проводить все игровые баталии дистанционно. Сеть невероятно разрослась, достигнув уже и других планет. Но азарт был загнан в такие суровые рамки, что лишил игроков как реальных денег, так и остроты ощущений, связанных с настоящим риском.
Конечно же, были и закрытые сети, но не нашлось еще таких, которые бы не были под контролем соответствующих правительственных служб. Поэтому в последнее время стали набирать популярность игры без каких бы то ни было технологий, в своем первозданном виде, какими они были сотни лет назад.
Их труднее было контролировать, к тому же атмосфера таинственности и соответствующий антураж – вино и сигары, портмоне и изысканные манеры докомпьютерных времен – придавали им экзотический вкус. Собирались обычно небольшими группами, но ставки были большие, а страсти – самые «убойные».
Незнакомец, увидев некоторую настороженность с его стороны, перешел почти на шепот и стал уточнять подробности:
– Не переживай. Тут случай особый. Скажем так, Сереге надо подыграть…
– То есть кого-то кинуть?
– Ну! А я про что?
– Нет, знаешь, не хочется ходить по улицам и оглядываться, я еще пожить хочу.
– Да ты не дрейфь! Все будет чисто. Твоя задача – к «сазану» прилипнуть, в целом-то «левак» будет, сам понимаешь. С твоей-то стороны никакого кидка, будешь в лоб биться, как аноха! – продолжал уговаривать незнакомец.
«Интересно, а он все про меня знает? И, главное, если знает, то откуда? А убедительно все так излагает…» – подумал Костик.
В переводе с шулерского жаргона он просто должен был честно играть в паре с богатой жертвой (сазаном), постоянно проигрывая, но поддерживая азарт и толкая его своим примером на всякие авантюры.
Такая комбинация Костику показалась очень привлекательной, но в свете последних событий вызывала опасения. С другой стороны, инициатива-то эта Серегина и вся ответственность – на нем. После недолгой борьбы аргументов победил любитель авантюрных приключений, который так и клокотал где-то между желудком и сердцем у Кости.
Ах, если бы он мог хотя бы на денек заглянуть в свое будущее, но, увы, человеку это не дано. А между тем, не все приключения бывают приятными, случается и так, что люди их находят на свою беду, а то еще и похуже…

* * *
Его длинный плащ шуршал по сине-розовой тверди Телуриса, разгоняя опавшие с аквасов красные листья. Нежно-зеленое небо, пробиваясь сквозь густую и еще зеленую, как на Земле, листву, мягко освещало синие стволы.
Дэн Постер шел по длинной, невероятно красочной аллее, погруженный в свои мысли.
Он думал о созданной среде белковых форм жизни, о том, что процессы, происходящие в ней, для ее обитателей важнее причин, их породивших. И, более того, важнее даже результатов.
По сути, белковый мир – это электронная схема, в которой заряженные частицы продвигаются от одного полюса к другому, и все их существование обусловлено лишь внутри этого процесса.
Пусть для удобства им дана возможность самостоятельно осуществлять незначительную оперативную коррекцию, чтобы освободить создателей от рутинной работы. Но истинная цель работы этой схемы видна лишь далеко за ее пределами.
А энергию для существования и развития, как и все подобные замкнутые системы, она получает, поглощая сама себя. С завидным упорством разрушая и вновь воссоздавая, чтобы потом… непременно разрушить.
Ибо развитие – это обновление, то есть смерть устаревшего и рождение нового…
В это время круживший поодаль робот-навигатор сообщил о скором приближении белкового объекта и указал его параметры. Это был Су Прима, на встречу с которым прибыл Дэн.
– Ну, как тебе в белковой оболочке… непривычно? – спросил Прима.
– Дико как-то, но уже привык. По местным меркам я прожил полжизни. И, пройдя на Земле необходимые испытания, получил статус инспектора. И вот я здесь, на Телурисе, и слушаю тебя, выражаясь понятиями белковых. Кстати, никогда не думал, что химическая реакция на зрительные образы может так сильно воздействовать, невозможно выразить словами мое восхищение от увиденного.
– Итак, наша задача… твоя задача… ну, не важно, просто задача – пресечь действия, которые могут привести систему к уничтожению. Сделать это надо аккуратно, лишь только подтолкнув к действиям, работать она должна сама. Но в особых случаях, когда необходимые меры будут уже за пределами ее возможностей, допустимо локальное вмешательство, – подумал Прима.
– Согласен. Для нас, допустим, тут все ясно. Но я как инспектор группы «Внешних расследований» обязан предоставить отделу веские аргументы, которые сподвигнут на решительные действия, – подумал в ответ Дэн, ведь для общения им не обязательно было издавать звуки.
«Посовещавшись» подобным образом еще какое-то время, они все же произнесли слова, очевидно, имеющие некий ритуальный смысл и понятные всем белковым существам на любом языке:
– Сантан Джарма!
– Ани ба Джарма!
Затем они… или он… ну, не важно, весело рассмеялись и стали удаляться друг от друга, растворяясь в невероятно красивой растительности Телуриса.

* * *
Игральные карты изготавливались из специального тонкого пластика, и на них не оставались следы от пальцев. То есть любой игрок всегда мог сказать, что даже не держал их в руках.
Зато при раздаче они приятно шуршали, совсем как бумажные, создавая таинственную атмосферу. Однако и крапить их теперь было невозможно, да в этом и не было никакой необходимости. Разумеется, шулеры и мошенники не перевелись, просто суть обмана перекочевала в интеллектуальную сферу азартных игр.
Собственно говоря, Костик и был частью подобного мошенничества. Он был сканером. То есть легко считывал все, что бурлило в голове у партнера. По понятным причинам сканерам запрещено было играть, и он, разумеется, скрывал свои способности.
Но однажды его «спалили», он тогда едва ноги унес, теперь он должен был крупную сумму денег. Как раз большую их часть – Сергею.
– Ну вот и Костя к нам пожаловал, давно не виделись! – картинно развел руки в стороны Сергей, словно хотел обнять дорогого гостя.
– Серега, ты не подумай чего… я не сам… приперся. Мне сказали, что ты меня пригласил.
– Да все нормально, не робей, Костян! Есть тут один крендель, наказать его надо, причем обязательно игрой и хорошо наказать.
– А как же правила, честь игрока и все такое? Меня вы, помнится, с этаким пафосом выперли и на бабло поставили! Мол, сканерам не положено! Не по правилам…
– Не кипятись! Говорю, наказать его надо, заслужил. А тебе за это и долг спишется. Ну, не весь… – Серега ехидно подмигнул.
– Что значит не весь! Уж определитесь там, сканерам можно или нельзя. И как мне вообще теперь жить. Может, мне работать еще предложишь?
– Ну, понеслось! С голоду не помрешь, свой процент от продажи земных ресурсов Амилу получаешь. Мы все получаем! А для хорошей жизни, не ной, спишем тебе весь долг. Ладно уж.
Итак, его задача была предельно проста – играть рискованно и глупо. Но при этом считывать информацию из головы клиента и незаметно передавать ее Сергею.
«Ну вот и клиент пожаловал… да не один, с охраной. Видать, солидный дядя! Да за «раскрутку» такого точно весь долг спишут. Ну, а там, глядишь, и с Сергеем «тандем» наладится. Ради перспективной комбинации люди всегда готовы забыть любые правила и запреты», – рассуждал Константин.
Разыгрывая вечную пьесу о человеческой жадности и глупости, Сергей с Костиком отлаживали процесс передачи информации. Одновременно с этим они расслабляли бдительность клиента, давая ему чаще выигрывать, вводя в заблуждение, что он тут в роли охотника.
Конечно, сюжет не нов и давно уже считается классическим, но работает безотказно. Классика не может устареть, поскольку служит первопричиной всего, фундаментом любого новаторства и зиждется на глубинной сущности мира.
– Господин Рич, вам сегодня сказочно везет! Чем же вы так раздобрили капризную Фортуну? – нахваливал Серега.
– Сегодня знаменательный день в моей жизни: ровно десять лет назад я возглавил один из филиалов фирмы «Ресурс»! – господин Рич направил свой указательный палец вверх, подчеркивая исключительную важность события.
– Да что вы говорите! Это же надо непременно отметить! – Сергей тут же распорядился, чтобы принесли напитки и закуску. – Для дорогих гостей у нас всегда все самое лучшее!
Однако у всякой пьесы существует финал. Вот и эта неумолимо подошла к своей драматической развязке. Ах, как же незаметно и быстро поменялась ситуация! Когда, наконец, наступило понимание «кто есть кто», господин Рич стал выражать свое недовольство с нарастающей силой:
– Этого быть не может! Я внимательно следил за игрой… А! Так вы банда мошенников! Шулера провинциальные! Ну уж нет! От меня-то вы ничего не получите!
У охранников Рича в руках появились армейские ручные аннигиляторы – АРУ, что говорило о серьезности их намерений.
– Господа, давайте сохранять достоинство! Вы же знали, куда шли, ведь так, господин Рич? Да, здесь играют в запрещенные азартные игры, еще и на большие деньги. Но, извините, долг считается обязательным к выплате! – пытался вразумить Сергей. – И на этой территории я отвечаю за соблюдение правил!
– А у меня вот появились серьезные подозрения, господин смотрящий, в соблюдении правил в этом заведении. И я не исключаю, что среди вас тут и сканеры сидят! – кричал Рич.
– Ну, есть ли сканеры или нет, это еще доказать надо. Знаете, так укажите! А вот запрещенное оружие мы сейчас все увидели!
После словесной перепалки завязалась настоящая битва, в которой люди Сергея показали свое явное преимущество. Сказался их армейский опыт, а только таких Серега и брал к себе в команду.
Однако внезапно распахнулась входная дверь, в помещение буквально влетели два мрачных субъекта и стали методично избивать всех, кто там был. Они не были на чьей-то стороне и не высказывали никому претензий, просто методично избивали всех.
Удивляла та легкость, с которой они расправились и с охраной Рича, и с Серегиными бойцами. Как-то резко они выделялись в этом плане.
«Наверно, это те самые амильяне. Никогда их раньше не видел. Они себя обычно амилами называют, а мы их на свой манер – «земляне-амильяне», – промелькнуло в голове у Костика. – Только вот что-то не видно того кренделя, который меня сюда притащил. Да и Серега куда-то спрятался. Какой-то тревожный финал у игры получился…»
Тут он получил сильный удар в голову. Показалось, будто его башкой об рельс стукнули. Сознание медленно проваливалось в мягкое серое болото, и будто сквозь вату он слышал, как переругиваются между собой нападавшие:
– Ну ты, футлон! Первый раз что ли? Чиет ми дор! Тебе же сказали только вырубить, а не убивать и ломать. Нам лом не нужен. Теперь перед Зором сам будешь оправдываться!
– Да вот же, один дышит… и вроде без повреждений.
– Один! Ну, за одного тебе Зор уж точно спасибо скажет! Э… слышишь, полиция подъезжает? Чиет, кто-то успел вызвать. Хватай его и погнали!

СЕРДЦЕ РОБОТА

Шёл 2068 год. На Земле число жителей и роботов сравнялось. Без робота-помощника не обходилась ни одна семья. Андроидов можно было взять в аренду, купить, продать, обменять, сдать в переработку.
Внешне универсальные электронные машины очень походили на людей. Среди них был небольшой процент так называемых живых роботов. Тех, кому было подсажено человеческое сердце после смерти непосредственного носителя. Такие роботы использовались в гуманитарных целях. Они выполняли функции учителей, воспитателей, медсестёр, психологов.
Сколько ни бились учёные, но так и не смогли изобрести такой же чувствительный орган, как человеческое сердце: 7D-печать и выращивание сердца из клеток в результате выдавали просто бесчувственный кусок плоти. Настоящее сердце рождалось лишь в живом человеке.
Данные о том, какому роботу чьё сердце подсажено, были строго засекречены.

* * *
– Добрый день! – мужчина, одетый в серый деловой костюм, встретил на пороге в просторный кабинет.
Огромное, во всю стену окно украшали прозрачные шторы. Повсюду стояли цветочные горшки: на подоконнике, на столе для приёма гостей, на трех стульях возле окна, на полу.
– Здравствуйте, Ангелина! – продолжил хозяин кабинета. – Робот 7483H вас слушает! Присаживайтесь.
Ангелина, молодая темноволосая женщина в сером плаще, села на покрытый голубым бархатным пледом диван. Она ещё раз оглядела кабинет: он располагал к беседе.
– Я пришла проконсультироваться по одному весьма важному вопросу, – начала она и вдруг замолчала.
Робот смотрел на неё серыми внимательными глазами. Если бы не характерное для роботов нежно-голубое свечение кожи, его можно было бы принять за настоящего доктора.
– Слушаю вас, Ангелина, – робот сел за письменный стол и положил руки перед собой. На правом мизинце блеснул перстень с темно-зелёным камнем.
Ангелина глотнула воздуха и продолжила:
– Вас никогда не интересовало, чьё сердце вы в себе носите?
– Нет. Зачем задавать себе лишние вопросы? Мы, роботы, к этому не приучены.
В кабинете повисла тишина. Она казалась живой. Ангелина посмотрела в окно. По небу плыло маленькое облачко.
– Разве вам никогда не было интересно, каким был этот человек? Мужчина он или женщина, молодой или старый, какие у него глаза, волосы, размер ноги, что он любил, кого он любил?
Робот ответил не сразу:
– Это людям свойственно блуждать в зарослях непригодных для жизнедеятельности вопросов, а мы…
– Да, но вы же чувствуете?! – прервала его Ангелина и тут же закусила губу.
– Чувствую, – робот выпрямился. Кресло под ним жалобно скрипнуло.
– И что вы чувствуете? – Ангелина смотрела на робота исподлобья.
– Радость, злость, грусть, восторг, воодушевление, отчаяние…
– И всё? – нетерпеливо прервала гостья.
– Мы можем испытывать до 564 чувств и оттенков. Этого достаточно, чтобы понять человека.
– Хорошо. Значит, вы можете меня понять, – Ангелина уселась удобнее и улыбнулась.
– Я – робот-психолог первой категории. Никто лучше нас не разбирается в психологии...
– Я это уже поняла.
– Итак, что вас волнует, Ангелина?
– Меня волнует, что в вас сердце моего отца!
Робот, не ожидавший такого поворота событий, перебирал в электронном мозгу варианты ответов. Наконец он спросил:
– Вы уверены в этом?
– У меня есть неопровержимые доказательства. Вот! – Ангелина вытащила из нагрудного кармана куртки жёлтый пластиковый жетон и положила на стол. – Вот здесь указаны имя владельца сердца и номер робота, которому оно подсажено. Посмотрите!
Робот взял жетон, приблизил его к глазам, повертел в пальцах, при этом кольцо несколько раз блеснуло зелёным огоньком.
– Как вам удалось меня найти? – произнёс психолог.
– Вы знаете, у нас говорят: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». И ещё: «Кто ищет, тот всегда найдёт».
– Но для чего вам надо было искать? Я же не ваш отец. Сердце – это всего лишь инструмент.
Ангелина снова посмотрела в окно. Облака там уже не было. Её голос стал тихим:
– У меня было очень непростое детство… Мой отец постоянно пил, бил мою маму. Я была маленькая, но всё помню. А потом мама забрала нас с братом, и мы уехали. Больше я отца не видела.
– Тем более, если у вас такой отец, зачем его искать? Надо искать что-то живое, настоящее, то, что приносит радость.
– Радость? Кхм…
– Или вы пришли сказать сердцу отца, как вы его ненавидите?
Ангелина неожиданно всхлипнула:
– Нет, я пришла сказать папе, что мне его не хватает, что я хотела бы, чтобы он был рядом с нами в нашем детстве, воспитывал нас с братом, любил маму. И что теперь, хотя и поздно об этом говорить, но я всё ещё нуждаюсь в нём.
– Я не понимаю...
– Вот видите, а говорите, что можете переживать 564 чувства и оттенка. Что теперь говорит ваше сердце? – Ангелина смотрела на робота в упор.
– Ничего. Оно никогда ничего не говорит.
– Странно… Ну, я пойду.
Ангелина встала, поправила плед. Робот взял пластиковый жетон, чтобы отдать ей, и вдруг просиял:
– Погодите! Тут неправильно указана серия. Я робот 7483N, а здесь серия Н!
Ангелина взяла карточку и заплакала. Робот обнял её:
– Не плачьте, Ангелина. Где бы ни был ваш отец, он вас услышал. Ведь вы говорили с ним сердцем.

ПРОРЕХА

Сабля рассекла воздух сверху вниз, порезав его, как острое лезвие туго натянутую ткань. Образовавшаяся прореха пугала чернотой, сыростью и неопределённостью.
Мальчишки отпрянули от неё, как от огромного волосатого паука.
– Как ты это сделал?! – в голосе Димки смешались восхищение и испуг.
Он пару раз шагнул к прорехе и остановился, не решаясь в неё заглянуть.
– А почём я знаю, – прошептал Андрейка и тоже сделал шаг вперёд.
В правой руке он по-прежнему сжимал красную пластмассовую саблю.
– Бежим отсюда, пока мама не наругала! Она не разрешает мне выносить Максимкины игрушки на улицу, – Андрейка посмотрел на чёрную дыру в воздухе, на саблю и вдруг отбросил её от себя, словно та была ядовитой змеёй.
Сабля отлетела под скамейку возле подъезда.
– Пойдём! – Андрейка потянул Димку за рукав куртки.
– Я не понимаю, как ты порезал воздух! Такой саблей же вообще ничего нельзя порезать, – Димка ещё чуток приблизился к прорехе.
– Я нечаянно… – Андрейка переминался с ноги на ногу.
– Посмотри, какая дыра! Целая корова влезет, – восхищался Димка.
Андрейка пошевелил бровями:
– Какая корова?
– Большая, с рогами. Я у бабушки в деревне видел.
Димка подошёл к прорехе на расстояние вытянутой руки и оглянулся.
Андрейка стоял как вкопанный.
– Димка, не иди, не надо, – прошептал он, словно боясь, что кто-то из черноты их услышит.
– Не бойся! Я только попробую закрыть дыру, – Димка ухватился за края прорехи и потянул их друг к другу.
– Может, пойдём домой? Кажется, дождь начинается, – натягивая на голову капюшон, позвал Андрейка.
– А как же дыра? Вдруг в неё кто-нибудь войдёт, – Димка всё ещё пытался закрыть черноту.
– Кто? – Андрейка оглядел пустой двор.
– Бабушка Маруся, например. Она глазами плохо видит. Войдёт в дыру и пропадёт. Ты знаешь, сколько людей каждый год пропадает!
– Да, мне папа рассказывал, он в МЧС работает.
Димка устал держать края прорехи и отпустил их. В этот момент во дворе появился Юрка. Он нёс пакеты с продуктами. Перед ним бежала рыжая собачка Найда. Вдруг она со всех лап бросилась в чёрную дыру.
– Найда! – кинулся за ней Юрка, бросив пакеты.
– Стойте! – крикнул Димка и тоже исчез в прорехе.
Андрейка не мог сделать и шага. Он нашарил в кармане телефон и набрал номер.
– Папа, папа! – кричал он в трубку. – Я не знаю, что случилось, но нужна помощь! И Димка пропал, и Юрка, и Найда…
Андрейка заплакал.
Вскоре во двор, сверкая мигалками и гудя сиреной, въехала машина МЧС.
Главный спасатель подошёл к Андрейке, отдал честь, назвал своё имя и спросил:
– Что случилось, молодой человек? Докладывайте!
Андрейка, всхлипывая, показал на прореху в воздухе и сказал:
– Они зашли туда…
Спасатели посовещались и решили отправить в неизвестную дыру робота-помощника, а сами следили за его передвижениями по монитору. Робот бодро докладывал:
– Видимость нулевая, температура 20 градусов по Цельсию, влажность сто двадцать процентов. Объекты не обнаружены.
Поиск продолжался. Заслышав сигналы спецмашины, во двор сбежались жители близлежащих домов. В толпе взволнованно шушукались.

Среди зевак была и бабушка Маруся. Она прижимала к себе черного кота. Узнав подробности происшествия, бабушка Маруся всплеснула руками и уронила кота. Тот опрометью кинулся к черной дыре и исчез в ней. Бабушка Маруся крикнула ему вслед: «Борис!», охнула и рухнула на скамейку, под которой лежала игрушечная сабля.
– Связь с роботом пропала, – докладывал сотрудник МЧС, Андрейкин папа, главному спасателю.
– Тяните за кабель, – скомандовал главный.
Спасатели бросились тащить кабель, к которому был прикреплён робот. Вытянули, но робота не обнаружили.
– Что за чертовщина! – возмутился главный спасатель. – Нужен доброволец, который исследует дыру изнутри.
Вызвалось несколько человек, в том числе папа Андрейки. Его и решили снарядить в экспедицию. Натянули на него специальный защитный костюм, шлем, надёжно закрепили кабель движения, дали рацию.
Мама Андрейки с младшим сыном появилась во дворе в тот момент, когда папа приближался к прорехе. Максимка, увидев свою саблю под скамейкой, подбежал к ней, схватил и начал размахивать ею во все стороны.
Увидев, что папа собирается лезть в чёрную дыру, мама заплакала. Вдруг Максимка взмахнул саблей в сторону прорехи, и она исчезла, а на её месте появились Димка, Юрка, собака Найда и кот Борис. Рядом с ними стоял робот и докладывал бодрым голосом:
– Задача выполнена! Объекты найдены!
Тут во дворе началась такая суматоха: все радовались, обнимались. Папу Андрейки бросали вверх, как героя. Он хотел снять шлем и сказать, что это не его заслуга, но у него не получалось. Все были рады чудесному спасению.

Через два месяца о происшествии во дворе позабыли. Даже журналисты перестали интересоваться необычным ЧП.
Но есть один человек, который об этом случае вспоминает часто. Это Андрейка. Иногда ему на глаза попадается сабля младшего брата, но в руки он её не берет. А то мало ли чего…

СЛЕДЫ

Зинаида Петровна, стоя на крыльце своего бревенчатого дома с тремя окнами на фасаде, любовалась пейзажем:
– Ох, ты ж, батюшки, до чего же красиво!
Изо рта Зинаиды Петровны клубился пар, но он не мешал восхищаться сверкающим на солнце белоснежным убором полей и лесов.
За свои восемьдесят два года Зинаида Петровна много красоты земной видела и даже однажды небесную – летала к дочери в Сочи. В самолёте Зинаида Петровна сидела возле иллюминатора, но особо в него не выглядывала, всё больше крестилась. А на обратный путь попросила купить ей билет на поезд.
Солнце сегодня светило особенно ярко, золотя и серебря деревья и кусты. Заливались невидимые птицы.
В правой руке Зинаида Петровна держала железное ведро. Постояв немного на крыльце, она направилась к колодцу. Не то чтобы дома воды не оказалось, соцработница Клава натаскала два бачка, а просто из привычки делать домашние дела, «чтобы не заржаветь».
За Зинаидой Петровной увязался Сметаныч – пушистый рыжий кот. Вернее, он шёл впереди, подняв хвост трубой и оставляя лапками неглубокие ямки на снегу.

Набрав воды и закрыв крышкой колодезный сруб, Зинаида Петровна взяла ведро и повернулась, чтобы идти назад. Но вдруг остановилась как вкопанная. На снегу она не увидела своих следов. Кошачьи следы тянулись узенькой змейкой, а человечьих – не было!
Зинаида Петровна сощурила глаза и вгляделась в белую простынь под ногами. Ни одного её следа. И возле колодца тоже. Только Сметанычевы отметины.
Тяжело выдохнув, Зинаида Петровна взяла ведро и поплелась к дому. Время от времени она оглядывалась, надеясь, что следы появятся.
«Может, я уже умерла, а это дух мой ходит по воду?» – думала Зинаида Петровна. Эта мысль заставила её ещё сильнее опечалиться.
«Как же это так? Если бы я умерла, то давно поднялась бы в небо, а тут шастаю по двору с ведром», – сокрушалась она.
Зинаида Петровна дошла до крыльца и ещё раз обернулась. Снег по-прежнему не принимал форму её валенок с резиновыми калошами.
Всякое видавшая за свои годы, Зинаида Петровна решила для начала успокоиться. Дома она заварила в чайнике травы, что собрала летом возле реки. Выпив две чашки разнотравья, она и вправду утишилась и села возле окошка, выходящего на деревню.
Не прошло и минуты, как на улице появилась соседка Марья Ивановна, за спиной у неё болтался синий рюкзак.
Зинаида Петровна рванула к двери и выбежала во двор.
– Здорово, Марья! – окликнула она соседку. – В магазин ходила?
– Да, внучка приезжает, надо деликатесами потчевать, – Марья Ивановна поправила сбившийся набок платок и улыбнулась. – Твои-то не едут?
Кашлянув, чтобы скрыть неловкость, Зинаида Петровна бодро ответила:
– Летом приедут! Правнук должен народиться со дня на день. Ждут.
Приблизившись к ограде, Зинаида Петровна увидела, что за Марьей Ивановной тянется привычный для пешего человека след. Тут же она посмотрела себе под ноги и горестно вздохнула.
– Зайду я, замёрзла, – сказала она и, не глядя вниз, пошла к крыльцу.
Вечером у Зинаиды Петровны поднялся жар. Она металась на кровати, пытаясь заснуть. Когда совсем стемнело, зазвонил телефон.
Зинаида Петровна дрожащей рукой нажала на кнопку мобильника.
– Мама, мама! – кричала в трубку дочь. – Алина родила мальчика. Теперь ты у нас прабабушка!
– Ой, как хорошо, – только и сказала Зинаида Петровна и нажала кнопку отбоя.
«Теперь и в рай можно», – подумала она в полубреду, вспомнив бабушку Агафью, которая ей, маленькой девчонке, сказывала, что если человек доживает до правнуков, Бог его всенепременно примет в рай.

АКОКАЛИПСИС
(отрывок из постапокалиптического
романа «Шестой»)

Создатель своей Всевышней волей решает послать суровое неотвратимое наказание на человечество, погрязшее во зле. В живых он оставит только пять пар мужчин и женщин. Они находятся на небольшом корабле, во время шторма спасшемся во внутренней бухте небольшого острова в Средиземном море.
Здесь они встречают Апокалипсис.

– Как здесь тихо… – заметила Марина. – Дима, принеси, пожалуйста, мою скрипку.
Капитан продолжил.
– К установленному времени мы организуем завтрак. Поскольку кока тоже в настоящее время нет на судне, нам придется сделать это собственными силами.
– Юрий, а тебя я попрошу вместе со мной пойти в радиорубку, – сказал негромко капитан. – Обстановка неясная. И я хочу, чтобы ты тоже был в курсе дел.
Он помедлил.
– И вообще, Юрий… в такой нештатной ситуации у меня должен быть заместитель. Так полагается по всем военно-морским уставам. Кому-то следует принимать участие во всех моих действиях. Кому как не тебе? Если со мной что-то случится, ты примешь на себя командование кораблем и будешь отвечать за жизнь пассажиров.

В радиорубке Виктор включил УКВ-радиопередатчик, настроил частотный диапазон на проведение радиотелефонных переговоров и установил связь с береговыми службами города Порт-Саид.
На запрос капитана корабля ему ответили, что волнение на море пока несильное. Что будет дальше, неясно. Разговор проходил на арабском языке.
– Что там обещают? – спросил Юра после окончания сеанса связи.
– Ни черта эти бараны не знают! – капитан раздраженно бросил наушники на стол. – «Волнение несильное»! В окно посмотри, идиот!
Виктор покрутил ручку обычного коротковолнового радиоприемника. Из того, что они смогли понять, на всех волнах дикторы говорили о необычных атмосферных явлениях во всех уголках мира.
Наконец капитан нашел русскоязычную программу новостей. Диктор рассказывал сводку международных событий, полученных от мировых информационных агентств. Все корреспонденты передают о штормах в морях и океанах, об ураганах и смерчах на суше. Наблюдаются повышенная активность северного сияния, песчаные бури и прочие погодные аномалии.
Ясности никакой нет.
– Ну что, капитан, пойдем думать насчет завтрака? Война войной, а личный состав кормить надо.
Не сговариваясь, они нацепили на лица беззаботную улыбку и вышли на палубу. Пассажиры обеспокоенно оглядывались на них.
В это время на палубе звучала музыка Марины. Она играла «Мемориал» Майкла Наймана.

Все пассажиры собрались вокруг Марины.
Это необычное музыкальное произведение.
Основная его драматическая музыкальная тема должна повторяться много раз, разворачиваясь на новом уровне звучания. При исполнении «Мемориала» полноценным симфоническим оркестром каждый раз подключаются все новые музыкальные инструменты.
Здесь же, в соло партии на скрипке, Марина усиливала воздействие на слушателей введением все новых мелодий второго плана.
И в тишине бухты траурная музыка как будто предсказывала предстоящие трагические события.

Капитан ждал, когда Марина завершит исполнение произведения, чтобы сделать еще одно успокаивающее заявление для всех пассажиров. Но неожиданные обстоятельства помешали ему.
Темное небо со всех сторон стало как будто зажигаться огнем необычного ярко-оранжевого цвета. Свечение разгоралось все ярче и ярче. И этот свет полился с неба вниз в виде огненного потока.

На удивление наблюдавших, на корабль и на остров в целом небесный свет не падал. Как будто большой невидимый колпак развернулся над ними и не пускал в него свечение. На фоне яркого окружения вокруг острова в самой бухте, казалось, было темно. И только отсвет от полыхающего вокруг зарева освещал корабль и лица ошеломленных туристов. Яркость небесного света увеличивалась все больше. Изумленные пассажиры испуганно сбились в плотную группу.
Впереди группы на коленях стояли отец Николай и матушка Анастасия. Их взгляд был устремлен вверх. Они шептали какую-то молитву и неустанно осеняли себя крестом. Время от времени они низко наклонялись, синхронно касались лбом палубы и затем снова поднимали голову вверх.
Ирина прижалась к капитану.
Она дрожала от страха.
Юрий тоже обнимал свою Любоньку. И профессор Голубков с Кристиной уже не стеснялись обниматься.
Немного сбоку от всех стояла Марина и играла на скрипке. Шапка ее метавшихся волос на фоне яркого света приобрела оранжевый цвет. Дмитрий стоял рядом с ней.

Лишь Леонид Осипович не мог хранить молчание. Он перебирал ногами, словно просящийся на горшок ребенок, и извергал несвязные восклицания:
– Что-то произойдет!.. Он говорил, что-то произойдет!..
Сейчас Марина играла произведение «Реквием по мечте».

Трагическое произведение, неожиданно вызывающее в слушателях самые противоречивые чувства и эмоции, сейчас было как нельзя кстати. Оно соответствовало развернувшейся на небе катастрофе и было наиболее подходящим к ней аккомпанементом.

Дима опустился рядом с Мариной на колени и обнял ее стан, словно придерживал готовую сорваться с места метавшуюся девушку.
Возбужденный Леонид Осипович беспокойно продолжал бегать вокруг группы пассажиров и теребил всех по очереди:
– Что происходит?! Что значит этот странный огонь?
От страха он то пытался припасть на колени рядом со священником и его матушкой, то поднимался и снова начинал беспорядочно суетиться, надоедливо приставать к другим пассажирам.
– Что случилось? Почему нам ничего не говорят?
Остальные туристы оцепенели. Они стояли молча и смотрели вверх.
Свечение на небе достигло максимальной яркости, которую только могли терпеть глаза.
«Ту-ту-ту!» – Марина начала наигрывать главную тему «Токкаты и фуги ре-минор» Иоганна Себастьяна Баха.
Сочетание беззвучного небесного свечения, торжественной музыки и группы людей, устремивших свой взор вверх, создавало жуткий финальный апофеоз происходящего на Земле грандиозного спектакля.

Необычное, вселяющее леденящий душу страх и ужас природное явление продолжалось довольно долго. Время, казалось, остановилось.
Наконец огненный свет постепенно стал затухать, а вскоре совсем перестал литься вниз.

И само небо стало медленно тускнеть.
И Марина завершила исполнение торжественного волнующего произведения Иоганна Себастьяна Баха.
Сначала наступила полная темнота, поскольку глаза не могли привыкнуть к слабому небесному свету раннего утра. Наконец стало возможным различать окружающие предметы.
Но пассажиры на палубе корабля словно замерли, они так и остались стоять неподвижно.

Приобрести книгу автора «Шестой» можно по ссылке:
https://ridero.ru/books/shestoi

МАМА

Я хорошо помню, как Андрюша появился в нашем Домике. Я стояла у окна, а его мать, пошатываясь и поскальзываясь на обледенелой дорожке, тащила его ко входу. Шапка на нем сидела криво, шарф болтался на спине, и было совершенно очевидно, что его собирали в спешке и без всякой заботы. Я знаю, как нужно одевать детей на прогулку, не зря же я работаю уже 15 лет, и ни одного нарекания. Мои дети не болеют, их не тащат к нам на аркане, словно свежепойманных зверей, и они не плачут. А Андрюша плакал, я это видела совершенно ясно, размазывал слезы по лицу сползшей с руки варежкой, и все заплетался, заплетался, заплетался, пока, наконец, не упал.
Мать, которая и сама не совсем уверенно стояла на ногах, с явным раздражением, грубо и нетерпеливо стала дергать его за подмышки вверх, потому что надо было идти, да и ветер дул пронизывающий, ноябрьский ветер, от которого хотелось в дом, в тепло…
Мы все стояли – кто у парадного входа, кто у окна – и все смотрели, как они, мать и сын, мучительно медленно передвигаются в сторону двери. Почему, спросите вы сегодня, никто из нас не подошел и не помог женщине с уставшим и плачущим ребенком, ведь с точки зрения теперешнего, весьма изменившегося подхода, это можно рассматривать как акт бесчеловечности. Все дело в том, что нам было нельзя – детей в Домик матери приводили сами, по собственной воле, своими ногами и ни в коем случае не по принуждению или в результате чьей-то грубой силы. В наше время это считалось правильным – чтобы человек нес ответственность за свои поступки и делал это добровольно. Знаю, сейчас все по-другому, вот поэтому-то я уже лет десять как ушла с работы, потому что мне это новая гуманность совсем не по душе. Сейчас ей и шагу бы не дали ступить без контрольных процедур, а тогда мы жили по старинке, считали, что у любого из нас существует свобода воли и право совершать ошибки. Ну да ладно.
В конце концов, ей все-таки удалось войти, и она с раздражением захлопнула за собой тяжелую дверь. Андрюша плюхнулся на диван, а она долго разматывала шарф, жевала губами, произнося какой-то внутренний монолог, а затем собралась с силами и сказала то, зачем она проделала такой долгий и тяжелый путь.

Надо сказать, что все они говорят приблизительно одно и то же. Иногда разными словами, иногда косноязычно и невнятно, иногда четко и рублеными фразами, иногда без объяснений, иногда с выстроенными заранее доводами, но смысл от этого не меняется. Все говорят одно и то же, и это всякий раз звучит для меня как сухой и резкий треск рвущейся бумаги, потому что ясно, что в эту минуту происходит нечто необратимое, то, после чего жизнь уже никогда не будет прежней. Бумагу можно склеить, но внутри она останется точно такой же, разорванной в клочья, хотя внешне все будет выглядеть так, словно трещина не разделяет ее на две неравные, несоединимые в одно целое части.
Она сказала всего одну фразу: «Я не могу». Подала на сцене скупую реплику их трех простых слов и замерла, глядя мутным взглядом прямо перед собой. Я к тому моменту спустилась в приемную и стояла, скрестив руки на груди, прямо перед ней. Я уже тогда была старшей среди других в нашем Домике и часто вела прием самостоятельно. Все знали, что процедура не закончена, и она знала. Мы все ждали – охранник за темным стеклом приемной, я, Андрюша – ждали, пока она наберется смелости и сделает это. Или, если у нее есть сомнения, схватит сына за вялую ручку в варежках, которые ему явно малы, и убежит по обледенелой дороге домой.

– Дорогая, – сказала я, – ты должна закончить, говори или уходи, ты же знаешь правила.
Она попыталась что-то разглядеть на моем лице, но это было невозможно – нам это просто запрещено, это жуткий дилетантизм, если начинаешь вмешиваться, жалеть, уговаривать. Меня учили не так, поэтому я снова замолчала и вопросительно посмотрела на нее.
И тогда она сделала то, что от нее требовалось, – она два раза повторила фразу, ясно и четко произнося ее прямо в глазок камеры приемной. И этого было вполне достаточно, чтобы запустился особый механизм Домика, где каждый из нас знал свое дело – я переодевала мальчика в чистую новую одежду, повара получали продукты и готовили еду, горничные подбирали белье и стелили кровать, и наш механизм настраивался на то, чтобы принять и обогреть еще одного ребенка.
И только один человек был с этого момента абсолютно лишний, и она это понимала. Обычно они все знают, потому уходят торопливо, почти не прощаясь, как бы ни была утомительна обратная дорога. Вот и она издалека помахала Андрюше и устало пошла к выходу. И я не стала ее останавливать – потому что это тоже не нужно, долгие проводы, знаете ли, лишние слезы. Но тут у меня была еще одна причина этого не делать, я не хотела, чтобы мальчик запомнил ее такой – уставшей, злой, раздраженной, неласковой. У меня, словно у Господа бога нашего, были на нее планы, хотя я еще должна была их обсудить с руководством.
Я так давно работала в Домике, что с точностью до минуты могла сказать, когда хороший и милый мальчик Андрюша начнет потихоньку портиться и превращаться в монстра, который ломает мебель, бьет других детей, выкрикивает ругательства и курит сигареты. За эти годы я насмотрелась всякого, уж поверьте, и лучше других разбиралась в том, сколько времени потребуется на то, чтобы его будущее заволокло непроницаемым туманом отвержения и одиночества. Не могу сказать, что я разучилась жалеть – нет, скорее, я стала трезво смотреть на жизнь и то, что у каждого своя дорога. Я ничего не в состоянии изменить кардинально, могу просто подтолкнуть тележку на путях, так что она поедет быстрее и успеет на переезд до того, как закроется шлагбаум, а могу остаться в стороне, и тогда все будет, как будет, но и в том, и в другом случае моей заслуги в этом нет – обычная рутина, работа, какой много.
Но в случае с Андрюшей я вдруг почувствовала какой-то зуд в руках. Словно кто-то шепнул мне на ухо – давай, делай, вот он, твой звездный случай! И я решилась, уж больно странно смотрел на меня этот ребенок, только что брошенный матерью. В его взгляде не было злости на мать, на обстоятельства, не было обиды и удивления, не было гнева и грусти. А была одна бесконечная усталость, усталость от жизни, от неласковой судьбы, от трагического невезения и одиночества. И я поняла – он не хочет жить. Мать привела его сюда умирать, и он умрет здесь – перестанет наедаться, начнет особым образом угасать в одиночестве, несмотря на вкусную еду и развлечения, а потом ляжет в кровать и будет лежать без движения, пока его тело не скажет, что все, пора. Такие дети бывают, редко, но бывают в нашем Домике, и их не удается спасти.
И я решилась. Это было нетрудно сделать, и совесть моя была чиста. Я знала, что это единственный способ спасти мальчика от смерти. Мне даже не пришлось взвешивать на весах справедливости, имела ли я право на тот поступок, который открыл ящик Пандоры для целого поколения людей, к которым принадлежите и вы – те, кто меня слушает. Я просто знала, что я права.

Спустя две недели я снова увидела ее на дороге, ведущей к Домику. Она шла решительной и твердой походкой, как человек, чей жизненный путь начертан прямой и строгой линией. В приемной она подписала все бумаги, и только тогда я выпустила Андрюшу в ее широкие и искренние объятия. Она была точна и очень собранна – как никогда в своей жизни, когда уводила сына и благодарила меня и весь персонал Домика за то, что дали ей второй шанс. Я поднялась на третий этаж, чтобы лучше видеть, как эти двое уходят из моей жизни. Андрюша семенил рядом с матерью и то и дело ловил ее взгляд, и она – молодец, ничего не скажешь! – тут же зеркалила ему ответ.
Я знала, что теперь у них все будет хорошо – программа переноса личности, впервые в мире совершенная в ходе грандиозного социального эксперимента, прошла чрезвычайно успешно, и в течение ближайших необыкновенно важных лет у Андрюши будет ласковая, умная, рассудительная, а главное, трезвая и заботливая мама, которая поможет ему стать гармоничным и успешным человеком. Я посмотрела во двор – там бегали еще 50 детей, чьи родители не могли обеспечить им ни развития, ни обучения, ни даже здоровья. Что толку от таких родителей и членов общества, если они не способны вырастить детей достойным людьми? Нам предстояла большая и трудная работа, и я рада, что была ее частью. Все мы – и вы тоже – были ее частью. Ваши родные послужили основой для создания поколения новых ответственных родителей, и я горда, что вы состоялись и стали тем, кем могли бы, если бы не судьба-злодейка, так неудачно сдавшая вам карты. Я выиграла у нее эту партию.
Она сошла со сцены, с трудом передвигая старые больные ноги. В зале раздавались бурные овации. А все-таки я была права, подумала она про себя, разве эта дрянная женщина заслуживала жизни? Нет, ответила она сама себе и улыбнулась. Париж стоит мессы.